Четыре Призрака из «Гамлета» - [3]

Три Странные Сестрицы несколько недель занимались тем, что давали нам характеристики и предсказывали будущее. А потом, заинтересовавшись переселением душ, принялись спрашивать доску и рассказывать нам, какими известными — в том числе печально известными — людьми мы были в прошлых жизнях. Я ничуть не удивился, услышав, что Гертруда Грейнджер была царицей Боудиккой[5], Сибил Джеймсон — Кассандрой, Моника — кастильской королевой Хуаной Безумной, а позже — типичной пациенткой-истеричкой доктора Жане[6] в клинике Сальпетриер. Эти подробности отчего-то сильно раздосадовали и напугали меня. Билли Симпсон — Реквик — был ювелиром египетской царицы Хатшепсут, а впоследствии — слугой Сэмюэла Пипса[7]; услышав это, он тихонько засмеялся от удовольствия. Гатри Бойд был императором Клавдием, а Роберт Деннис — Калигулой. Я почему-то оказался Джоном Уилксом Бутом и Ламбертом Симнелом, что изрядно меня раздосадовало, поскольку я не видел никакой романтики — только повод для невроза — в том, чтобы убить американского президента и умереть в горящем амбаре или выдавать себя за графа Уорика, тщетно претендуя на британский трон, получить помилование (подумать только!) и остаток жизни прислуживать на кухне Генриха VII и его сына. То, что Бут и Симнел были в некотором роде актерами — плохими актерами, — разозлило меня, конечно, еще больше. Лишь много позже Моника призналась, что доска, наверное, сделала подобные выводы, потому что я выглядел ужасно «трагическим, опасным, сломленным». Подобное неожиданное откровение весьма мне польстило.

Фрэнсис Фарли Скотт тоже был польщен, услышав, что некогда был Генрихом VIII с его множеством жен. Вечером после представления он горделиво расхаживал в золотистой накладке, пока Гертруда, Сибил и Моника не объявили, что Босс — реинкарнация самого Уильяма Шекспира. От зависти Ф. Ф. немедленно уселся за реквизиторский стол, схватил перо и изобразил, как Шекспир сочиняет монолог Гамлета «Быть или не быть». Импровизация удалась, хотя сам Билли Ш., уверен, намного меньше хмурился, закатывал глаза и пробовал строчки на вкус. Когда Ф. Ф. закончил, даже Босс, который незаметно стоял в тени рядом с Реквиком, зааплодировал вместе с ним.

Босс высмеял мысль о том, будто он был Шекспиром. Он сказал, что если бы Билли Ш. переродился, то непременно стал бы всемирно известным драматургом, который в свободное время достиг невиданных высот в естественных науках и философии и оставил ключи к тайне своей личности в математических уравнениях, чтобы отомстить Бэкону, вернее, бэконианцам.

И все же я считаю, что Гилберт Ашер был бы неплохим кандидатом на роль перерожденного Шекспира. Босс скромен, насколько это возможно для звезды и режиссера… вероятно, таким был и сам Шекспир, иначе не возникло бы нелепой полемики о Бэконе, Оксфорде, Марло, Елизавете и прочих кандидатах в Шекспиры. К тому же Боссу присуща нежная меланхолия, хотя он красивее и, несмотря на свои годы, крепче телом, чем можно было бы ожидать от Шекспира. И он чрезмерно щедр, особенно когда дело касается старых актеров, блиставших в былые времена.

В этом сезоне его щедрость привела к тому, что он нанял Гатри Бойда для сложных возрастных ролей, в том числе из репертуара Ф. Ф.: Брута, Отелло, a также Дункана из «Макбета», Кента из «Короля Лира» и Призрака из «Гамлета».

Гатри был громогласным великаном-пьянчугой. У себя в Австралии он блистал в шекспировских пьесах и контрабандой провез немного успеха на запад. Он научился говорить чуть тише, оставаясь простым и искренним, но при этом пылким, и даже провел несколько лет в Голливуде. Там он снова запил, возможно из-за тупых ролей, которые ему предлагали, и провалился шесть раз подряд. Жена развелась с ним. Дети от него отдалились. Он женился на старлетке, но та с ним тоже развелась. Он пропал из виду.

Через несколько лет Босс наткнулся на него. Гатри жил отшельником в канадской глуши, вместе с упрямой непьющей поклонницей. От него осталась только тень, но эта тень была вполне материальной… и он больше не пил. Босс решил рискнуть, хотя заведующий труппой Гарри Гроссман был категорически против. На репетициях и в первый месяц представлений казалось, что прежний Гатри Бойд снова с нами, как будто Шекспир был живительным средством.

Это может показаться пафосным или сентиментальным, но я считаю, что Шекспир идет на пользу людям. Я не знаю ни единого актера, за исключением себя, который не стал бы более уверенным, терпимым, милосердным, играя в его пьесах. Говорят, прежде чем стать шекспировским актером, Гилберт Ашер был честолюбивым критиканом, притом довольно злобным, но пьесы смягчили его сердце — точно так же они смягчили взгляды Реквика и привили ему вкус к жизни.

Благодаря прикосновению к Шекспиру Роберт Деннис перестал быть совсем уж напористым и вздорным гомиком (если, конечно, был гомиком), во вспышках холодной ярости, что бывают у Гертруды Грейнджер, стало просматриваться царственное притворство, и даже в грязных маленьких интрижках Фрэнсиса Фарли Скотта, пожалуй, появилось больше доброты и меньше оскорбительной насмешливости.