Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви - [3]
Валентина: Не надо так.
Анна: Ты же знаешь, я твои увлечения не разделяю.
Валентина: Не развлечения это и не увлечения, а вера.
Ирина: В доброе, светлое и радостное учение.
Анна: Девочки вы мои, мы живем с вами давно в таком мире, в котором я — зло, вы — добро.
Валентина: К маме не приезжала — конечно, зло.
Ирина: Биполярный мир — это неплохо, и ты для нас — не зло.
Валентина (Анне): За стол пора садится, рыбу твою любимую маринованную приготовила. Может, в саду сядем?
Анна: Прелесть.
Ангелина Ивановна: Спасибо, детка, внука мне привезла. Полежу, устала.
Все переходят в сад, каждый несет какое-то блюдо, находят и ставят к столу стулья. Борис садится поодаль в кресло.
Ирина: Как доехали?
Валентина: Свою машину еще не купили?
Анна (Валентине): Борька о ней мечтает. Не могу кредит брать.
Валентина: Оно и правильно.
Анна: Правильно или неправильно — не могу.
Ирина: Аня, ты дома, мы рады.
Валентина: Вы так просто приехали или непросто? Или, может, я зря беспокоюсь?
Ирина: Валя, не надо.
Валентина: Я ничего и не говорю.
Анна: Все простить не можешь?
Ирина: Забыли все.
Валентина: Я не забыла и не забуду
Анна: Отцово наследство мне вспоминаешь?
Валентина: Помнишь: приезжала, плакала..Маме: «Прости, прости! Продала». Ты тогда умоляла — Борьке на поступление. Медали на ком, интересно, теперь висят?
Анна: Я — падшая, ты — святая. Вспомнила. А если жить не на что было. Если работы не было? Ты помочь могла? Если б я их не продала, что было бы? Борьке я тогда деньги давала, и они помогли.
Ирина: Вспомнили? Вот и успокойтесь. Продала и продала, Борька отучился. Отучился, вот и молодец. Отец был бы рад, что смог тебе помочь.
Валентина: Зря вспомнила.
Ирина: Кроме медалей, тогда и ценного-то ничего не было. Как было не продать? Всё с себя сняли, ты вспомни, как им вдвоем трудно было: Борька маленький, только школу окончил, она одна.
Анна: Валя, простить не можешь?
Валентина: Что уж там…
Анна: Ты такая правильная с юности была, и боги свои были, и верила пылко. Молодец!
Ирина: Маме было бы больно всё это слышать.
Валентина: Я молчу.
Анна: А у тебя, Валя, правильной такой, Светка шалавой получилась или хорошая девка? На меня похожа или на Ирку?
Валентина: На отца она похожа.
Анна: Ну это само собой. А так, как баба бесшабашная или как Ирка наша?
Валентина: Скажи ей… Просидела на своих работах — ни детей, ни мужа, очередь на квартиру в те времена всем уступала и без квартиры осталась. Виктору сто лет назад от ворот поворот дала.
Ирина: Я по распределению тогда уехала.
Валентина: Видишь, по распределению.
Ирина: Я, Боря, пастилы тебе наделаю, по старинному русскому рецепту. Поможешь мне яблоки взбивать?
Анна: Мы ненадолго, Ира.
Валентина: Чаю хоть попьёте?
Анна: И чая попью, и пирогов поем. Хорошо тут. Мы ехали: все родное, цвета какие яркие-яркие! Недаром говорят — родина. А помните, девчонки, когда мы еще в школе учились, как хотели отсюда уехать. В столицу или в город покрупней.
Ирина: Все и разъехались. Только в столицу никто не смог.
Анна: Не по зубам оказалась.
Ирина: А я до сих пор хотела бы там жить. Театры, музеи, красиво, мест много хороших, кино там другое и мероприятия разные. А у нас тут что? Тут совсем ничего нет. Музей кукол был, и тот развалился. Один краеведческий, так туда без слез не зайдешь.
Анна: Я еще в детстве туда ходила. Там все о войне.
Ирина: О войне. Для тети эта война никогда не закончится.
Валентина: Да. Не вернулся её Андрюшенька. Шапошников Андрей Дмитриевич, гвардии сержант. Так и пропал без вести. Где она, Познань? И ничего..нет могилки..цветы не положить. Да и поверить, что нет, так и не смогла. Не поверила Бушка в эту правду.
Ирина: Я бы, наверное, тоже.
Валентина: Что тоже?
Ирина: Тоже не поверила бы. Ждала бы.
Анна: Дуреха.
Ирина: Аня, она ведь понимает, кто, что, сама за собой до сих пор ухаживает, а верит, что он вернется. Всю жизнь верит, что он вернется.
Валентина: А ведь каким красивым был. На фотографии такой взъерошенный. 22 было, когда ушел.
Анна: Она по-прежнему письма перечитывает?
Ирина: По-прежнему, Аня.
Анна: Наша Бушка. Смешно, Борька говорил на маму Бабушка, а на Серафиму Бушка. Как будто маленький понимал, что обе бабушки, но разные.
Ирина: По-прежнему наша Бушка письма перечитывает и по-прежнему с собой носит. Помнишь, как дядя Андрей пишет: Милая моя, прогоним врага..Я без слез их читать не могу.
Анна: Печально, конечно, но всю жизнь ждать — это слишком.
Ирина: Любовь большая. Любовь разве может быть слишком?
Анна: Может, Ира, может.
Ирина: Да она выжила, потому что ждала, она сейчас живет, потому что ждет, потому что любит! Невеста она, не жена — невеста, а с ним одним всю жизнь прожила.
Ирина берёт ведро и уходит в сад.
Анна: Завечерело быстро. Хорошо-то как. Яблонями пахнет. Боря, любишь пирожки с яблоками? Да ты у меня всё любишь, молчаливый ты мой, опять своими игрушками забавляешься, иди, бабушке помоги спуститься.
Валентина: Мама, может, джема завести еще на завтра.
Анна: Мама, вы уже собрались?
Ангелина Ивановна: Не совсем, дочка. Я девочкам еще не говорила.
Анна: Сейчас я Ирину позову, тогда скажешь.
Анна (кричит): Ирина, Ирина!
Ирина, идет, подбирая по тропинке яблоки. Все усаживаются вокруг стола.
Фантастическая повесть. История путешествия молодого человека в загадочную часть мира, в которой имеют большое значение образы, предсказания, мечты, символы и знаки.
Сборник коротких фантастических рассказов. Повествование ведется от лица Мара Эйта. Мар Эйт не смог жениться на любимой женщине из-за законов о Генетической целесообразности и финансовом обеспечении. Совет обвинил его в измене и объявил в розыск. Мар Эйт бежит и скрывается от Совета на Земле. Он пишет записки, небольшие рассказы. У него нет обратного билета, но он ищет дорогу домой.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.