Четвертый раунд - [35]
Но Королев старел… Сам, может, он этого и не чувствовал, но другие это видели и понимали. А некоторые уже начинали говорить об этом вслух.
«Пусть все тяжеловесы пока еще намного уступают по классу абсолютному чемпиону страны, — писал сразу после поединка в Московском цирке экс-чемпион страны Виктор Пушкин, — но теперь их стало так много, что через два-три года появятся новые претенденты на звание чемпиона в тяжелом весе».
Однако это случилось раньше.
На самой середине залитого ослепительным светом ринга, установленного в круглом зале Московского Дворца физкультуры «Крылья Советов», лежали две аккуратно сложенные пары боевых, черного цвета, боксерских перчаток. Над ними сошлись трое: тренер и секундант Королева Градополов, мой тренер и секундант Огуренков и судья на ринге Тимошин. Секунданты были в темных спортивных костюмах, рефери — в традиционной белой рубашке и белых брюках; они разыгрывали перчатки. И хотя одна пара абсолютно ничем не отличалась от другой — так требовал ритуал.
Но вот приготовления закончены, секунданты спрыгнули с помоста, зрители в зале настороженно затихли — сейчас прозвучит гонг.
Королев сразу же идет в атаку. Он верен себе и, как всегда, движется на ринге только вперед. Цель его тоже привычна — войти в ближний бой.
Все, как всегда, и все, в который уже раз, воспринимается опять не так, как прежде, опять в чем-то по-новому. Нет, к кому угодно, но к Королеву никогда до конца не привыкнешь…
Несколько длинных боковых левой, и он, взломав защиту, проходит в ближний бой. Я мгновенно накладываю перчатки на его бицепсы и тут же отхожу назад — серия жестоких хуков в туловище предотвращена. Но Королев, разумеется, не успокаивается. Финт левой, корпусом, еще раз левой — это уже не финт, а удар, и противник, сблизившись, взялся за дело. Мощные удары снизу, сбоку и опять снизу… Часть из них успеваю парировать, часть проходит. Коротко бью вразрез и ухожу в сторону.
Дистанция восстановлена. Знаю, что ненадолго. Королева, когда он так идет, все равно не удержишь.
Маневрирую; плету вокруг противника быструю замысловатую вязь — ровно в силки ловлю; работаю длинными прямыми: раз-два и назад, раз-два и в сторону. Королеву такая суета не нравится. Бьет внезапно скачковым левой — не достал, я настороже. Зато вот этого я уже не ждал: снова левый в голову, еще раз — сильно! — в туловище, и противник уже развивает серию. Опять ближний бой: локти, перчатки, локти, перчатки — трах! — искры из глаз, напоролся на апперкот. Отвечаю двумя ударами снизу же и наконец отрываюсь с коротким прямым в голову на отходе…
Раунд на исходе. Оба, будто сговорившись, резко увеличиваем темп. Королев, как обычно, слишком открыт, слишком низко опускает руки. Теперь бросаюсь вперед сам, кажется, опережаю… В голову, еще раз, теперь в корпус и опять в голову… Два удара мимо, двумя достал.
Гонг.
— Мой? — спрашиваю Огуренкова глазами.
Тот утвердительно кивает и ловко закручивает полотенце. С дыханием пока в порядке, но подышать про запас не мешает — неизвестно, что готовит, сидя в своем углу, противник. Но что-нибудь придумает непременно, в этом я нисколько не сомневаюсь. Вон и Градополов перегнулся через канаты, что-то говорит, рубя по привычке воздух ладонью…
— Концовку ты сделал неплохо. Но перевес минимальный, — говорит Огуренков. — Попробуй еще увеличить темп.
Вместо ответа я вопросительно смотрю на него: хватит ли меня, ведь бой только начался, впереди два раунда?
— Хватит, не волнуйся, — угадывает мой невысказанный вопрос Огуренков. — Ты сейчас в отличной форме.
Второй раунд вновь начинается атакой Королева. На этот раз я не отхожу. Завязывается обмен ударами на средней дистанции. Темп высокий, но оба работаем чисто. Рефери тут делать нечего. Зато у нас работы по горло, только успевай поворачиваться… Королев защищается в основном нырками и плечом, я — отбивами и уклонами. Ринг гулко ухает, отзываясь на частые тяжелые удары.
Зрители поднялись на ноги. На них это действует. Им кажется, что мы сейчас усердно вышибаем друг из друга дух: ударов много, а то, что они идут в плечи или перчатки — отчего и гул — это на трибунах обычно не видят. Впечатление на неискушенный глаз сильное, острое. Но мы, естественно, стараемся не ради впечатлений; цель у обоих одна и, так сказать, вполне кровожадная — зацепить, достать сильный ударом.
Только не так это просто.
Боксеры высокого класса редко пропускают удары. Во всяком случае, гораздо реже, чем кажется зрителям. В самом упорном, самом ожесточенном бою, если противники не пренебрегают защитой, если не ввязываются в рубку, дело нередко заканчивается вполне бескровно. Конечно, я имею в виду не уколы, с помощью которых набирают очки, а настоящий, акцентированный удар. Такой удар — штука серьезная. И если он попадает в цель — в подбородок или солнечное сплетение, — дело, как правило, без вмешательства рефери не обходится. Но провести такой удар трудно; обычно его долго и тщательно готовят, стремясь отвлечь от него внимание противника, обмануть его бдительность.
Попадаются и такие боксеры, о которых принято говорить, что они хорошо держат удар. Это не совсем верно: удар не держит никто. Просто у одних голова крепче, у других слабее. Но и только. Бойца, которого нельзя сбить с ног или отправить в нокаут, не существует. Дело решает не крепость челюсти, а искусство защиты, опыт и мастерство.
Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
АннотацияВоспоминания и размышления о беге и бегунах. Записано Стивом Шенкманом со слов чемпиона и рекордсмена Олимпийских игр, мира, Европы и Советского Союза, кавалера Ордена Ленина и знака ЦК ВЛКСМ «Спортивная доблесть», заслуженного мастера спорта Петра Болотникова.Петр Болотников, чемпион Олимпийских игр 1960 г. в Риме в беге на 10 000 м, наследник великого Владимира Куца и, к сожалению, наш последний олимпийский победитель на стайерских дистанциях рассказывает о своей спортивной карьере.
Харламов — это хоккей, но хоккей — это не только Харламов. Так можно афористично определить главную мысль книги знаменитого хоккеиста. Итак, хоккей и хоккеисты, спорт и личность в книге Валерия Харламова.