Четвёртый круг - [90]

Он вновь замолк. Наступившую тишину нарушали только приглушенные звуки с кухни. Миссис Симпсон на этот раз не оставила за собой дверь открытой, как сделала это, когда пошла заваривать чай. Было очевидно, что она не желает более слышать ничего из того, о чем говорится в столовой. Значит, готовка затянется.

— Но разве существует какой-нибудь другой Холмс? Мы что, опять возвращаемся к вашей крайне… странной… идее о неком другом Лондоне?..

— Боюсь, что это неизбежно, мистер Ватсон. Хотя я согласен, что это ни в коем случае не является самой простой версией. Наоборот.

Кое-что вдруг пришло мне в голову, наполнив каким-то необычным страхом, подобного которому я никогда не испытывал.

— А я… упоминаюсь… в книге? Я хочу сказать, есть ли возле того, другого Холмса и… другой Ватсон?

— О, конечно. Вы присутствуете в каждом рассказе. Постоянный спутник и помощник Холмса. Его правая рука, точь-в-точь как и… здесь.

Хотя я и далее ощущал холодные пальцы ужаса, стискивающие мое сердце, одновременно меня заполнило и нечто вроде гордости. Я не смог удержаться от вопроса:

— Тот… другой Ватсон… он как описан?

Дойл ответил не сразу. Мне показалось, что он медлит, потому что подбирает правильные слова. Когда он заговорил, в уголках его рта заиграла улыбка.

— Ну… в основном, правильно, я бы сказал. Правда, есть известные мелкие различия. Вы, например, не носите усов, а тот другой Ватсон носит. Но в общем и целом все верно. Вы добры, преданны, полезны… простодушны… — Дойл замолк и его улыбка стала шире. Он словно хотел еще что-то добавить, но в последний момент удержался. — Вы не были бы разочарованы, мистер Ватсон, тем более что образ, конечно, не списан прямо с вас. Насколько могу судить, миссис Хадсон также описана достоверно…

— Миссис Симпсон, — поправил я его.

— Да. Миссис Симпсон. Я путаюсь, потому что в книге ее зовут Хадсон. То же самое и с вашим адресом — там указано Бейкер-стрит, 221б, а здесь 221а. Поэтому я сегодня сначала постучался в соседнюю дверь, будучи уверен, что это жилище Холмса. Видите ли, эти мелкие на первый взгляд различия окончательно утвердили меня в мысли, что книга о приключениях Холмса происходит не из… этого мира. Прежде всего мне бросились в глаза описание Лондона. Да, это был Лондон, который мы знаем: Парламент, Бит Бен, Трафальгарский сквер, Тауэр, Пикадилли, Вест-Энд — но все казалось слегка неправильным, смещенным. Реальным и нереальным одновременно. Вы всё узнаёте, но вам постоянно мешает какая-нибудь неточная подробность, деталь, которая более или менее заметно не соответствует действительности. Все немного не так, как нужно. Тогда я спросил себя, чем руководствовался писатель, допуская все эти многочисленные неточности, которые могут лишь смутить читателя. Разве эти упущения, хоть и незначительные, не дискредитировали его как надежного проводника по лабиринтам детективных сюжетов, в которых каждая мелочь должна быть на своем месте? Как можно поверить рассказчику, что он держит в своих руках все концы запутанного действия, если, например, мост Тауэр перенесен у него на добрых две мили вверх по течению, причем без всяких видимых причин?

Вопрос, разумеется, был задан не мне, но поскольку Дойл сделал паузу, я посчитал нужным ответить:

— Действительно, не понимаю…

— Ответ напрашивается сам, — продолжил Дойл, не обратив внимания на мое замечание. — Правда, тяжело его было принять, именно из-за предрассудков, вызванных чрезмерным уважением к бритве Оккама. Кстати, в книге Оккам часто упоминается, но там о нем говорится, как о францисканском богослове четырнадцатого века, а не доминиканском пятнадцатого. Еще одно в ряду расхождений, как видите. Итак, никаких ошибок на самом деле нет. Лондон, как и все остальное, описан абсолютно верно, но не этот наш Лондон, а некий другой, иной…

— Мистер Дойл, — прервал я его, потому что мне кое-что пришло в голову; кое-что, о чем я должен был спросить гораздо раньше, еще когда в первый раз была упомянута эта злосчастная книга. — Не покажете ли вы мне эти… «Приключения Шерлока Холмса»? Я надеюсь, книга у вас с собой? Мне бы хотелось ее увидеть.

Дойл ответил не сразу. Взгляд его опять устремился к чашке, которая уже некоторое время была пуста. Дойл, тем не менее, не перестал крутить в ней ложечкой, делая это, видимо, машинально. Однообразное звяканье разносилось по столовой словно зловещий отзвук далекого колокола.

— Я не могу ее вам показать, мистер Ватсон, — сказал он наконец, не поднимая глаз. — Она пропала…

4. Последняя глава

— Как это «пропала»? — спросил я недоверчиво. — Ее кто-то взял?., украл?..

— О нет. Я имею в виду — буквально пропала. Исчезла. На моих глазах. Более того, я ее держал в руках. А потом — внезапная вспышка белого света, яркая, ослепляющая… у меня волосы на теле встали дыбом, по коже поползли мурашки… Я почувствовал, что повсюду вокруг меня трещат искры, пляшут на поверхности всех вещей в моем кабинете, на моей одежде, открытой коже… но не было никакого неприятного ощущения, никакой боли… Наоборот, я чувствовал что-то вроде удовольствия, воодушевления… Будто я… лечу… охваченный восторгом… Вокруг меня все подрагивало, тряслось, как… во время землетрясения… Это продлилось… не знаю, может быть, секунд пятнадцать… не больше… А когда вспышка погасла и мои глаза вновь привыкли к обычному освещению над рабочим столом, что произошло не сразу, я обнаружил, что книга просто-напросто исчезла. Мои руки продолжали находиться в таком положении, будто они ее держат, но ее не было… Не знаю, куда она девалась. Я не чувствовал ничего, никакого движения…