Четвёртый круг - [88]

Шрифт
Интервал

— Мне кажется, что он не управляющий библиотеки Британского музея.

— Правильно. Нет. Он врач.

— Но тогда это не вы?

Дойл с подозрением посмотрел на меня. Таким взглядом меня одаривал Холмс, когда какое-нибудь мое замечание казалось ему бестактным. Кто знает, почему… К счастью, последующая реакция Дойля была гораздо умереннее, чем некогда реакция Холмса.

— Похоже на то, — ответил он мягким голосом. — Впрочем, биографическая заметка снабжена фотографией. Мы абсолютно непохожи.

— Не узнали ли вы того… другого… мистера Дойла? — внезапно спросила миссис Симпсон. Голос ее звучал тихо, словно из отдаления. Дойл, очевидно, совсем забыл о ней, поэтому слегка вздрогнул, когда она заговорила.

— Нет. Он мне совершенно незнаком, — ответил он после секундного колебания, повернувшись к женщине.

— Я подумала, может быть, это какой-нибудь ваш родственник. Родственники, знаете, порой способны на разные подлости из зависти… или ревности… Они даже хуже, чем совершенно чужие люди. Безжалостнее. Вот, например, у меня есть племянник в Девоншире…

— Но как это возможно? — спросил я в полном смятении, не позволив миссис Симпсон разойтись. — Вы же сказали, что не существует второго сэра Артура Конан Дойла…

Дойл ответил не сразу. Он опустил взгляд к наполовину выпитой чашке чая, задумчиво мешая в ней ложечкой. Он делал это машинально, издавая однообразный приглушенный звук. Когда Дойл мне ответил, его голос стал как-то глубже и тише.

— Действительно, не существует. По крайней мере в этом Лондоне…

— В «этом» Лондоне? — повторил я, не понимая уже ничего. — Насколько мне известно, не существует больше никакого другого Лондона. Были, правда, предложения какое-то место в колониях назвать так же, с добавлением «новый», но…

— Я говорю не о колониях, мистер Ватсон, — прервал меня Дойл нетерпеливо. Это у него уже превращалось в привычку — неприятную привычку. Он все больше усваивал манеры Холмса. — Я имею в виду другой Лондон… в другой Англии… на другой Земле…

Дойл замолчал, оставив меня в недоумении — закончил он фразу или нет, во всяком случае, мысль не была завершена. Какой «другой» Лондон? «Другая» Англия? Что может означать эта «другая Земля»? Нет ничего «другого». И Лондон, и Англия, и тем более Земля — единственны.

— Что это за бессмыслица, мистер Дойл? — спросил я наконец, пытаясь придать голосу некоторую мужественность, однако прозвучал мой вопрос как-то пискляво и слегка испуганно. — О каких «других» местах вы говорите? Нет никакого другого Лондона, и тем более другой Англии… и, Боже сохрани, другой Земли.

Ответа не последовало, по крайней мере немедленно. Дойл продолжал крутить ложечкой в чашке с чаем, то в одну, то в другую сторону; это движение явно действовало на него гипнотически, придавая ему несколько отсутствующий вид. Было очевидно, что ему тяжело продолжать, что он борется с демонами противоречия внутри себя. Ручеек на шее продолжал блестеть, хотя лицо уже давно было не столь разгоряченным, как поначалу.

Первой молчание нарушила миссис Симпсон:

— Мистер Дойл… сэр… Может быть, вы поедите чего-нибудь? Вы, должно быть, голодны… Наверняка давно не ели. Я могла бы вам быстро приготовить что-нибудь вкусное. Например, хорошую яичницу-болтунью…

Вновь обернувшись, Дойл посмотрел на нее быстрым, пустым взглядом, словно до него дошел только звук ее голоса, но не смысл слов.

— Как вы не понимаете? — сказал он наконец, опять повернувшись ко мне. — Другого объяснения просто не существует. По крайней мере, я не вижу.

— О, существует, — бодро сказал я, как человек, которого только что осенило. — И совершенно очевидное. Бритва Оккама!

— Бритва Оккама?

— Да. При расследовании запутанных дел Холмс часто руководствовался мудрым напутствием Вильяма из Оккама, доминиканского богослова пятнадцатого века. «Когда предположения умножаются, выбери самое простое». А о самом простом решении я уже упоминал — все дело сводится к тому, что над вами кто-то подшутил. Не очень умно. Вы сказали, что ни один нормальный человек не стал бы вкладывать столько труда, писать целую книгу, чтобы просто пошутить. Это верно. Но кто говорит, что речь идет о нормальном человеке? Если допустить, что я приобрел какой-то опыт из многолетнего общения с Холмсом, то это — проделки извращенного ума, способного на любые усилия ради осуществления своего замысла. Здесь мы явно имеем дело с умом именно такого рода. У кого-то на вас зуб, мистер Дойл, у кого-то странного, но очень трудолюбивого, а кроме того, обладающего явным литературным талантом, как вы сами говорите. Он написал книгу о Холмсе (чего тот в любом случае заслуживает, кстати сказать, удивительно, что никому это раньше не пришло в голову, по крайней мере, мне бы хотелось эту книгу прочитать), а потом отдал напечатать с ложными, смущающими данными на титульном листе… маленькие типографии в Ист-Энде сделают это за соответствующую плату, несмотря на то что подобные подлоги строго наказываются… и нашел способ подбросить ее в ваш отдел старинных и редких книг. Хотя это все требует неимоверных усилий, но все же не в пример проще, чем ваши предположения о… другом Лондоне на другой Земле… не так ли?


Еще от автора Зоран Живкович
Мастер

Рассказ - «Мастер» вошел в состав сборника «Семь прикосновений музыки», который выходил по частям в «British Magazine Interzone» с конца 2001-го по начало 2002-го. Отдельной книгой сборник вышел в Белграде в издательстве «Полярис».


Рекомендуем почитать
Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.