Четвертое сословие - [19]

— А меня — госпожа Черани, — назвалась она.

Той ночью, когда пожилая дама ушла домой, Любжи спал на тротуаре за киоском. Наутро она очень удивилась, обнаружив, что он все еще тут, сидит на нераспечатанной пачке газет.

Увидев, что она идет по улице, он тотчас принялся развязывать упаковки с газетами. Он наблюдал, как она сортирует прессу и раскладывает по стойкам, чтобы привлечь внимание утренних прохожих. Днем госпожа Черани начала рассказывать Любжи о разных газетах, и была поражена, узнав, что он может читать на многих языках. Вскоре она обнаружила, что он к тому же может поговорить с любым беженцем, заходившим в киоск в поисках новостей о своей стране.

На следующий день Любжи разложил все газеты по стойкам задолго до прихода хозяйки. Он даже продал пару номеров ранним покупателям. К концу недели она частенько дремала в углу киоска, изредка просыпаясь, чтобы дать Любжи совет, если он не мог ответить на вопрос покупателя.

Закрыв киоск в пятницу вечером, госпожа Черани жестом предложила Любжи следовать за ней. Они шли молча и через некоторое время остановились перед небольшим домиком примерно в полутора километрах от киоска. Пожилая женщина пригласила его войти и проводила в гостиную, чтобы познакомить с мужем. Господин Черани пришел в ужас, увидев молодого оборванца, но немного смягчился, когда узнал, что Любжи — еврейский беженец из Остравы. Он пригласил его поужинать с ними. Любжи впервые сел за стол, с тех пор как покинул академию.

За ужином Любжи узнал, что господин Черани держит небольшую лавку, которая, среди прочего, поставляет товары в киоск, где работает его жена. Он засыпал своего хозяина вопросами о возврате газет, убыточных лидерах,[4] маржах и альтернативном ассортименте, и тот быстро понял, почему на этой неделе подскочили прибыли киоска. Пока Любжи мыл посуду, господин и госпожа Черани тихонько совещались в углу кухни. Закончив разговор, госпожа Черани поманила Любжи, который решил, что ему пора уходить. Но она пошла не к двери, а стала подниматься по лестнице. Обернувшись, она снова поманила его, и он последовал за ней. Наверху она открыла дверь в крошечную комнату. Ковра на полу не было, и вся мебель состояла из односпальной кровати, старого шкафа и небольшого стола. Женщина окинула пустую постель печальным взглядом, показала на нее рукой и вышла, не произнеся ни слова.

Множество иммигрантов из самых разных стран приходили поговорить с молодым человеком — который, казалось, читал все газеты — о том, что происходит у них на родине, и к концу первого месяца Любжи почти удвоил доходы маленького киоска. В последний день месяца господин Черани выдал Любжи конверт с его первой зарплатой. За ужином он сказал юноше, что в понедельник он будет работать в его лавке, чтобы набраться опыта в торговле. Госпожа Черани выглядела расстроенной, несмотря на уверения мужа, что это всего на неделю.

В магазине юноша быстро выучил имена постоянных покупателей, название ежедневной газеты, которой они отдавали предпочтение, и их любимую марку сигарет. На второй неделе он узнал о существовании некоего господина Фаркаса, владельца конкурирующего магазина на другой стороне улицы, но ни господин, ни госпожа Черани никогда не упоминали его имени, и он не стал поднимать эту тему. В воскресенье вечером господин Черани сказал жене, что теперь Любжи будет работать в магазине постоянно. Судя по всему, она не удивилась.

Каждое утро Любжи вставал в четыре часа и уходил из дому, чтобы открыть лавку. Через некоторое время он доставлял газеты в киоск и обслуживал первых покупателей, пока господин и госпожа Черани еще завтракали. Шли недели, и с каждым днем господин Черани появлялся в магазине все позже и позже, а по вечерам, подсчитывая выручку, частенько выдавал Любжи пару монет.

Любжи складывал монеты в стопку на столе около кровати, и когда набиралось десять, обменивал их на одну зеленую банкноту. Ночью он лежал без сна и мечтал, что магазин перейдет к нему, когда господин и госпожа Черани выйдут на пенсию. В последнее время они стали относиться к нему, как к собственному сыну, дарили ему небольшие подарки, а госпожа Черани даже целовала его перед сном. В такие минуты он думал о матери.

Когда господин Черани сначала взял один выходной день, а потом субботу с воскресеньем, и по возвращении обнаружил, что доходы слегка увеличились, Любжи начал верить, что его мечты сбудутся.

Однажды субботним утром по дороге в синагогу Любжи показалось, что за ним следят. Остановившись, он обернулся и увидел, что всего в нескольких шагах позади него идет господин Фаркас, их конкурент с другой стороны улицы.

— Доброе утро, господин Фаркас, — поздоровался Любжи, приподняв черную шляпу с широкими полями.

— Доброе утро, господин Хох, — ответил тот. До этого момента Любжи никогда не думал о себе как о господине Хохе. В конце концов, он совсем недавно отметил свое семнадцатилетие.

— Вы хотите поговорить со мной? — спросил Любжи.

— Да, господин Хох, хочу, — сказал он и подошел ближе, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Любжи вспомнил совет господина Лекски: «Если покупатель нервничает, ничего не говори».