Четвертое сокровище - [8]

Он быстро восстановил в мастерской функциональный порядок — остались только призрачные пятна туши на татами. Он тер их, пока циновка не начала расползаться, но следы все равно виднелись. Годзэн прекратил уборку и принялся обыскивать мастерскую: не найдется ли чего-нибудь личного о сэнсэе.

Листки для упражнений, сморщившиеся от высохшей туши, были сложены у стен. В застекленном шкафу — рулоны прекрасной рисовой бумаги для чистовых работ. Коробки с брусочками сухой туши и кисточки аккуратно сложены в ящиках бюро. На полках рядами стояли подставки под кисти — замысловато изукрашенные резьбой, будто сами были произведениями искусства. На стенах висели каллиграфические свитки.

Ничего не найдя — хоть он и не надеялся, ведь мастерская предназначалась только для занятий сёдо, — Годзэн перешел в главную комнату в передней части дома, где проходили беседы или групповые занятия. Там висели свитки, некоторые — в рамках, стояли растения, а на полу лежали подушки. На столике — чайный набор с несколькими чашками, цветочная композиция, подаренная одной из студенток, которая занималась еще и икэбаной.

Надеясь управиться побыстрее, Годзэн поспешно обыскал кухню, где не нашел ничего необычного. Осмотрел и ванную, затем вошел в личный кабинет сэнсэя и школьный офис. Просмотрел счета и всю документацию, но везде значилось название школы, а имени сэнсэя не было. Были там и журналы успеваемости, и справочные материалы, и каталоги. Но ничего личного. Даже в адресной книге были только те, кто так или иначе связан со школой.

В конце концов он отыскал налоговые счета некоммерческих организаций, подписанные полным именем сэнсэя — Киити Симано. С этого, по крайней мере, можно было начинать.

Спальня сэнсэя располагалась в задней части дома. Годзэн заглянул в двери. Комната была скромно обставлена: два торшера, комод и футон[10], свернутый и засунутый в длинный открытый ящик. Простая каллиграфия в рамке висела на стене. То были иероглифы «глубокий», «сам» и «открытие». Годзэн медленно подошел к начертанным знакам. Посмотрел на красную подпись стилизованными иероглифами: «Судзуки». Ниже располагалась вторая печать — учителя. Годзэн вгляделся: то была печать двадцать девятого сэнсэя школы Дайдзэн.

Годзэн лишь несколько лет назад приехал в Беркли учиться в аспирантуре. А в Японии он слышал об известной школе каллиграфии Дайдзэн. Странно: ни Дайдзэн, ни какая-либо другая традиционная школа японской каллиграфии никогда не упоминались в школе Дзэндзэн. Возможно, сэнсэй не хотел, чтобы его имя связывалось ни с одной, надеясь, что школа будет независимой вплоть до полной изоляции. Но почему на стене у сэнсэя висит каллиграфия работы ученика школы Дайдзэн?

Годзэн продолжал копаться в личных вещах сэнсэя. В шкафу на вешалках висела одежда, стояла обувь и стопки книг — в основном английские и англо-японские словари. Закрыв шкаф, он осмотрел кабинет. Еще можно поискать в комоде с тремя выдвижными ящиками. В верхнем не оказалось ничего, кроме носков и нижнего белья. Быстро закрыв его, Годзэн выдвинул второй, в котором оказалась всякая всячина: сломанные часы, монеты и карта Сан-Франциско.

Он перешел к нижнему. Там лежали только пыльная деревянная коробка размером с большой справочник и ненадписанный конверт. В углу, однако, виднелось стершееся имя компании — «Сыскные услуги Кандо» — и адрес в Киото. Он перевернул конверт — тот был заклеен скотчем, уже потрескавшимся и пожелтевшим.

Годзэн положил конверт и коробку на комод. Крышка была заперта на просею защелку. Отодвинув ее, он открыл коробку. На бархатной обивке покоилась тушечница. Вырезанная из натурального камня, она была прекрасна. В трещинах виднелись следы засохшей туши.

Печать на свитке… тушечница… история, услышанная им в детстве, — об исчезнувшем сэнсэе и пропавшей бесценной тушечнице.

— Ого! — произнес Годзэн вслух. Тушечница скорее всего — Тушечница Дайдзэн. Он закрыл коробку и положил ее вместе с конвертом обратно в ящик. Пробежав через весь дом в мастерскую, он схватил первый попавшийся обрывок и написал: «Занятия отменяются, сэнсэй болен». Прикрепил объявление к передней двери и выскочил из дома.

Киото

Читая в кабинете газету в один из тех спокойных утренних часов обычной вялотекущей недели, господин Кандо, владелец и единственный сотрудник частного детективного агентства «Сыскные услуги Кандо», ловил себя на том, что ему больше по душе спокойное затишье в работе, нежели постоянная беготня. Чем больше времени она занимала, тем меньше доходов приносила. В углублявшемся застое 90-х, который не давал пока надежды на более светлое будущее, большинство клиентов его были не способны платить за услуги. Он все равно брался за их дела, втайне надеясь, что клиенты по какой-нибудь счастливой случайности найдут способ возместить его издержки.

Кандо сделал последний глоток чая и поставил старую оббитую кружку на стол рядом со стилетом, отобранным у тощего оболтуса лет восьми-девяти, пугавшего им бездомную кошку. Он натолкнулся на эту парочку, когда искал черный вход в ресторан якитори[11], к тому времени обанкротившийся и покинутый хозяевами.