Четверо - [5]

Помимо исследования далёкой планеты, команде предстоит собрать данные о гелиопаузе, облаке Оорта, изучить дальние уголки Солнечной системы и впервые в истории человечества изучить химический состав межзвёздной среды.

Корабль «Рассвет» оснащён уникальной системой искусственного интеллекта «Аврора», которая способна следить за техническим состоянием корабля, а также за физическим и психическим самочувствием команды.

* * *

– Добро пожаловать в комнату отдыха, командир.

Лазарев сидел на кожаном диване, закинув ногу на ногу, перед ним стоял огромный светло-голубой экран.

– Здравствуй, «Аврора». Расскажи мне, о чём ты говорила с остальными?

– Я не имею права разглашать содержание приватных бесед даже командиру корабля, – ответила «Аврора». – Сейчас я буду говорить с вами и только с вами. Это нужно вам, а не им.

– Хорошо, хорошо.

– О чём вы хотели бы поговорить?

– Я думаю, о том же, что и остальные. Мне не по себе, «Аврора». Скажу честно – мне страшно.

– Я вижу.

«О, конечно же, видишь, – подумал Лазарев. – Ты всё видишь».

– Понимаешь, «Аврора», очень трудно смириться с мыслью, что мы летим вот в этой железной коробке за четыре световых года от Земли. Это же… чёрт возьми, это очень далеко! Я понимал, что будет именно так, что именно так и должно быть, но… Очень далеко. Я не могу себе этого представить. То есть мне кажется, будто всё это какая-то фантастика, сон, но мы здесь.

– Очень далеко, – согласилась «Аврора». – До сих пор ни один пилотируемый космический корабль не долетал дальше Сатурна. Вы – первые, кто покинул Солнечную систему, и первые, кто подлетел к другой звезде. Этим можно гордиться. Это самая дорогая и самая дерзкая космическая экспедиция после высадки на Титан. Это сравнимо с полётом Гагарина.

– Гагарина ждали на Земле, – сказал Лазарев.

– Вас тоже будут ждать. Не те, кто отправлял вас, но их потомки.

– Ты на полном серьёзе веришь, что мы вернёмся?

– Такая вероятность есть, – ответила «Аврора». – Но вы сами прекрасно это знаете. Вас отправляли в неизвестность. Вероятность того, что вы сюда долетите, была очень невелика. Но вы долетели. Вы же сами говорили – помните, – что это подвиг?

Лазарев кивнул.

– Вы долетели, а это значит, что всё сработало верно. Не подвели системы корабля, не подвели расчёты, не подвели стазисные установки.

– Что верно, то верно, – сказал Лазарев.

– Но самое главное – вы, – продолжила «Аврора». – Вы очень большие молодцы. Каждый из вас. И вы, как командир, проделали невероятную работу, выложились на все сто, сделали всё как надо и даже ещё больше. Ваш подвиг продолжается.

– Ты говоришь то, что надо говорить. Да, всё так. Нужно будет сделать ещё больше.

– Вы сделаете. Вы – первый.

– Да.

– Хотите, я покажу вам море?

Лазарев вдруг оживился, его глаза заблестели.

– Конечно.

Голубое свечение стало дрожать, меняться и искривляться, и вдруг на экране появилось море.

Лазарев замер на месте с открытым в восхищении ртом.

Это было Чёрное море возле мыса Фиолент в Крыму, где незадолго до полёта Лазарев провёл бархатный сезон. Будто снова сидел на террасе гостевого домика, а совсем рядом шумело море. Огромное, цветастое, изрезанное белыми всплесками волн, оно шумело и дышало, переливалось глубоко-синим и сладко-лазурным, пенилось, разбиваясь о скалы, и сливалось с небом мягкой полосой горизонта.

– Да, – сказал Лазарев.

Вечно бы смотреть, подумал он. Вечно бы вот так сидеть и смотреть, как тогда, в Крыму, когда он сидел на террасе, и вглядывался в это море, и думал, что это должно происходить вечно.

«Аврора» молчала.

– В детстве я мечтал стать моряком, – сказал Лазарев, не отрывая глаз от моря.

– Я знаю, – сказала «Аврора».

– Я родился в Москве, а откуда там море… Читал всякого Грина, Жюля Верна, смотрел на картины Айвазовского, и всё это кино про пиратов. А настоящее море увидел только в 18 лет. Тогда впервые побывал в Крыму, и это море, чёрт возьми… А последний раз я видел море в 32 года, за месяц до начала тренировок перед полётом.

Он задумался и стал подсчитывать.

– Когда мы стартовали, мне было 34. Когда вошли в стазис, мне было 36. Получается, сейчас мне 122 года или около того?

– По земным меркам вам 122 года и четыре месяца. Вы отлично выглядите для своего возраста, – сказала «Аврора».

Лазарев усмехнулся.

Море шумело, плескалось, искрилось волнами, поглощало и умиротворяло.

Интересно, что «Аврора» показывала остальным, подумалось ему. Нойгард любит котов, наверное, она показала его дворик в Берлине с гуляющими по газону котами. А Гинзбергу… чёрт его знает, он американец, может быть, он увидел здесь какой-нибудь залитый солнцем Майами и, наверное, тоже море. Правда, там океан. Да, ему наверняка показали океан. А Крамаренко? Наверное, вид из окна поезда. Он очень любит путешествовать и обожает всякие поезда. Последний раз, как он рассказывал, он катался на поезде по Норвегии, может быть, именно это он и увидел на экране.

«Море, огромное, тёплое, доброе море, пожалуйста, шуми вечно, дыши солёной прохладой, – думал он, – и оставайся таким же, когда я вернусь. А я обязательно вернусь».

– Ваш час прошёл, – сказала «Аврора». – Я могу продлить море ещё на некоторое время, если захотите. А могу спеть Дэвида Боуи. На английском.