Четверо отважных - [10]
Вполне понятно, с каким радостным напряжением слушали челюскинцы взволнованный голос Кренкеля, когда он переводил с телеграфного языка точек и тире принимаемый им текст телеграммы от Политбюро ВКП(б):
«Шлем героям-челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном исходе вашей славной экспедиции и в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишете новые славные страницы…»
13 апреля 1934 г. «лагерь Шмидта» перестал существовать: все челюскинцы были переправлены героями-летчиками на Большую Землю. Кренкель отстучал ключом последнюю радиограмму — рапорт об успешном окончании эвакуации, погрузил на самолет М. И. Водопьянова свою рацию и в числе последних покинул льдину вместе с капитаном В. И. Ворониным и комендантом ледового аэродрома А. Е. Погосовым.
Н. Н. Стромилов вспоминает, что после челюскинской эпопеи не было в нашей стране, видимо, ни одного радиста — будь то военный или гражданский, молодой или умудренный житейским опытом, который не хотел бы хоть в чем-нибудь походить на Кренкеля. Сколько юношей мечтали «стать Кренкелем»! Такова была его популярность после этого исторического события во льдах Чукотского моря. Люди старшего поколения, пережившие 45 лет назад тревоги и радости челюскинской эпопеи, хорошо помнят, что она принесла Кренкелю также и почести: награждение вновь учрежденным орденом Красной Звезды и назначение на пост члена коллегии Главсевморпути при СНК СССР.
Но Кренкель по-прежнему оставался таким же непоседливым романтиком, как десять лет назад, его снова тянуло в белые просторы Арктики, самые далекие места, где почти не ступала нога человека. И уже на следующий год после завершения челюскинской эпопеи Кренкель снова в Арктике. В 1935 г. он на борту родного ему ледокольного парохода «А. Сибиряков» держит путь к нехоженой земле — к мысу Оловянный на Северной Земле в проливе Шокальского. Кренкелю было поручено построить там и возглавить полярную станцию. В его подчинении три молодых полярника, таких же энтузиастов Арктики: радист А. А. Голубев, метеоролог Б. А. Кремер и механик Г. Н. Мехреньгин.
Дружными усилиями экипажа парохода и полярников быстро поставили жилой дом и склад, выгрузили все имущество будущей полярной станции, и 4 сентября, послав прощальный гудок, «А. Сибиряков» отправился в обратный путь. На карте Арктики появилась еще одна точка — полярная станция «Мыс Оловянный» с персоналом в четыре человека — единственных жителей на всем обширнейшем архипелаге Северная Земля. На новую станцию возлагалась большая задача: информировать о состоянии льда и погоде в этом важном для полярного судоходства районе. Вскоре новая радиостанция послала в эфир свои позывные.
Зимовка не была легкой. Ведь четырем полярникам пришлось не только своими силами достраивать и вводить в эксплуатацию все хозяйство полярной станции, но и выполнять большой объем работ по радиосвязи, гидрологическим и метеорологическим наблюдениям. Кренкель во всем показывал пример своим подчиненным. Борис Александрович Кремер вспоминает: «Все у нас на станции было построено на абсолютном доверии — наш начальник никогда не проверял нашу работу. И делалось это отнюдь не от равнодушия. Ни в коем случае. Как пишет он сам, «имея таких замечательных товарищей, самой большой глупостью было бы командовать. Каждый отлично знал свои прямые обязанности»…»[4].
С наступлением светлого времени, в марте 1936 г., Кренкеля и Мехреньгина на самолете перебросили на остров Домашний с задачей расконсервировать полярную станцию. Здесь в 1930-1932 гг. базировались первопроходцы Северной Земли и покорители нехоженых земель — Г. А. Ушаков с тремя товарищами. После их отъезда станция действовала еще два года и в 1934 г. была законсервирована. Кренкелю и Мехреньгину пришлось основательно поработать физически, чтобы расчистить от снега и льда и привести в порядок дом и все хозяйство станции, и уже через три дня Кренкель мог передать по радио первую сводку погоды.
Если зимовка на мысе Оловянном прошла вполне благополучно, то летняя вахта на острове Домашний грозила закончиться трагически: Здесь не оказалось никаких свежих продуктов, а подходы к острову были скованы тяжелыми непроходимыми льдами. У Кренкеля и Мехреньгина началась цинга. Угроза вынужденной зимовки становилась все реальней. Как проинформировать руководство Главсевморпути? Кренкель дает на имя О. Ю. Шмидта такую радиограмму: «Начиная с середины июня подставки у обоих машин подвержены коррозии. Материалов для ремонта нет. Привет от Зандера…» Что хотел сказать этим Кренкель? Неопытный человек понял бы все буквально, но бывалый полярник Шмидт легко расшифровал истинное содержание радиограммы: две машины — это два полярника, подставки — их ноги, коррозия — болезнь, а какая именно — объяснила фамилия Зандера — он являлся участником экспедиции Г. Седова, умер от цинги и был похоронен в бухте Тихой. Шмидт хорошо знал характер Кренкеля и понял, что он и его товарищ действительно оказались в тяжелом положении, раз Кренкель решился послать такой тревожный сигнал.
