…Этот Макдугал не унимается, вновь повторяет свой вопрос.
— Ну так что? — грубовато настаивает он. — Ради этого я два дня не слезал с коня! Родит мне жена сына или дочь?
Есть правда, в которой человек НУЖДАЕТСЯ, а есть правда, которую он ХОЧЕТ услышать.
— Жизнь, — говорю я, — самая драгоценная, самая дорогостоящая, самая большая редкость среди бескрайней звездной пустыни. Цветок, что у вас на куртке, равен стоимости многих миров; ваш загнанный конь в конюшне стоит тысячи тысяч бесплодных звезд. Жизнь, которая знает любовь, — драгоценность более редкая, чем алмаз, выброшенный морем к вашим ногам. Как можете вы назвать цену той или иной жизни, человек Земли?
Но он пришел не за этой правдой, и мускулы его напрягаются от гнева. Я вздыхаю и ставлю кубок на стол, из опасения, что расплещу его, когда лэрд меня ударит.
— Я не знаю, будет ли ваше дитя сыном или дочерью, — говорю я, — но для вашей жены оно станет последним. Если ляжет она в родильную постель, там и останется.
В следующий миг я почти тону в буре нахлынувших на него чувств: ужаса, отчаяния, гнева, обращенного к Богу, ярости, обращенной ко мне. Я смутно слышу, как он выкрикивает проклятия, и кулак его со всей силой ударяет меня в челюсть. Затем отец Оуэн и пьющие «по колышкам» оттаскивают его от меня и несут к двери, а он продолжает кричать: «Лгун! Ты лжешь, Томас из Эрсельдуна!» Затем дверь за ним захлопывается, и единственное, что от него остается, это соленый запах слез.
Несмотря на все выкрики вельможи, он мне верит. И теперь наконец-то я могу ощутить запах его любви к ней, сильный, как запах яблока, когда вы пронзаете его ножом. Какой бы выбор ни сделал Макдугал, он будет продиктован любовью.
Для меня же его слезы пахнут надеждой и любовью, которая все выдержит, которая ждет меня где-то там, среди звезд.
Пока отец Оуэн несет мне тряпицу, чтобы вытереть кровоточащую губу, я позволяю капельке крови пролиться на язык. Она сообщает мне, что знания, вложенные в меня моей Королевой, остались со мной, что я совершенно здоров и, если случайно не покалечусь или меня не убьют, проживу еще много дюжин лет в этом прекрасном зеленом мире. Я протягиваю руку к своему меду, отхлебываю глоток и ощущаю вкус памяти о далеких пчелах и далеком-далеком Доме.
