Честь воеводы. Алексей Басманов - [3]

Досадовал Филипп и на духовенство. Казалось бы, проще простого: вознести всем святым архипастырям глас правды по всей державе, позвать за собой народ и вразумить царя всем миром. Ан нет, не могут священнослужители одолеть страх перед самодержцем, перед его опричной ратью, они живут под гнетом боязни. Оно и было отчего. Сколько святых отцов уже сложили головы! Казнён митрополит всея Руси Афанасий, удушен дымом митрополит Герман. Страх отцов церкви перед жестоким государем был так велик, что даже богохульство Ивана Грозного в храмах они прощали ему.

Кажется, вчера было, когда Филипп совершал Божественную литургию в Архангельском соборе по чину Захарии и Аарона, вознося кадило благовонное под купол храма. И тут пришёл к соборному пению царь Иван, облачённый в чёрную ризу. За ним во главе с боярином Басмановым вошла толпа опричников, тоже в чёрных одеяниях, и головы их были укрыты высокими чёрными шлыками, кои некогда носили халдеи[3]. Филипп ощутил в груди гнев, да усмирил его молитвой, ждал, что будет дальше. Он стоял на амвоне и смотрел на царя с осуждением. За Филиппом же стояли многие архиереи, и когда он обернулся к ним, то увидел, что все они опустили головы и не хотели замечать осквернения храма.

Царь Иван подошёл к митрополиту и попросил:

   — Владыка, благослови меня ноне и за живота моего сохранение помолись. — Филипп промолчал. Царь продолжал: — Трижды повторю! Если не благословишь, гнев на голову твою изолью и твоих попов из храмов изгоню!

И эти угрозы не смутили митрополита. Святители же говорили ему за спиной:

   — Владыка святой, слышишь, благочестивый царь всея Руси Иван Васильевич просит и требует благословения от тебя...

   — Слепцы, — строго сказал архиереям Филипп, — не зрите осквернения храма, так зрите лик государя благочестивого. Он в скоморошном одеянии в храм пришёл и толпу скоморохов злостных привёл. — И, подступив к краю амвона, спросил Грозного: — Царь благой, кому поревновал, что таким образом красоту свою изменил и неподобно преобразился? С тех пор как солнце в небесах пребывает, не слыхано, чтобы благочестивые цари державу так возмущали. Убойся, царь, гнева Божьего! Покинь храм Христа и благословения в нём не жди!

Царь Иван не покинул храма, опричная свита — тоже. И никто не обнажил голов, шлыки торчали над верующими, словно сатанинские пальцы. Филипп повернулся к иереям, гневно сказал:

   — Угодники! Что ж, молчите и впредь, пока ваш благочестивый царь не прилетит в храм на ведьме! — С тем митрополит и ушёл в алтарь. Он слышал, как царь Иван засмеялся и крикнул: «Ату его! Ату!»

Перебирая недавнее прошлое и все царские проказы-осквернения храмов, монастырей и православной веры, Филипп вспомнил о монашестве. Оно ещё не было до конца задавлено царской тиранией, и по монастырям святые отцы судили Ивана Грозного за бесчинства. Их голоса пока были слабыми, однако долетали через послухов Малюты Скуратова до Москвы, до ушей государя. И прозорливый Филипп уже видел, как царь сводит счёты с русскими монастырями. Увы, то сведение счетов будет ужасным, особенно в Новгородской земле, где иноки вопреки многим прочим инокам России громче и смелее гневались на попирателя православия и осуждали его.

Размышляя о монастырской братии, любимой и почитаемой Филиппом, он, не ведая того, обрёл провидческую остроту зрения и смог узреть всё, что случится за чертой текущего времени, в завтрашнем дне. По воле Божьей Филипп вознёсся из зловонной хлевины и умчал в Великий Новгород, там нашёл место на Городище, близ Торговой площади. И случилось сие в тот час, когда Иван Грозный предал смерти новгородского боярина Данилова, а с ним — семнадцать дворян, дьяков и подьячих. Ещё с поста, устроенного на мосту через Волхов, лилась кровь, а Филипп уже услышал, как Иван Грозный повелел своим катам-опричникам:

   — Ноне говорю вам: возьмитесь за монастыри. Велю сравнять их с болотами по всей Новгородской земле. Казну очистите, иконы ценные и утварь серебряную и золотую отправьте в Александрову слободу. И помните: сам лично пойду следом за вами. Потому чините суд и расправу старательно.

   — Исполним, царь-батюшка, с честью твоё повеление и не принесём тебе докуки на нас, — ответил Малюта Скуратов.

   — А ты, князь Афанасий Вяземский, что молчишь? Что прячешь в глазах? — спросил царь.

Видел и Филипп смущение в глазах князя Вяземского. Знал он причину того. В одном из монастырей Новгородской земли стоял игуменом его старший брат Игнатий в миру. Как мог Афанасий сказать царю, что с радостью пойдёт рушить обитель брата? Но, связанный жёсткой клятвой опричнины, ответил, как должно:

   — Не посрамлю и я опричной чести, государь. Положись на нас, как всегда.

Иван Грозный сдержал своё слово. Каждый день он поднимался до рассвета, переезжал из монастыря в монастырь, ликуя от своего озорства. По его повелению опричники снимали с храмов колокола, кресты, бросали, словно дрова, на возы чудотворные иконы, под метлу вычищали из келарен муку, крупы, масло, разоряли монастырское хозяйство, угоняли скот. В Вишерском монастыре Филипп видел, как опричники разбили раку святого Саввы и выкрали из неё святые мощи и большой серебряный крест.