Честь Родины - [8]
Оставив боцмана караулить пленников, шкипер съехал на берег и отправился к коменданту.
Комендант Вардгуза, седенький старичок, долго смеялся, когда Герасимов рассказал ему, каким образом англичане из захватчиков-победителей превратились в пленников. Шкипер попросил дать охрану, чтоб перевезти их на берег.
Комендант дал ему конвой из десяти солдат и одного унтер-офицера. Герасимов поехал с ними к шняве. Теперь численное превосходство было обеспечено. Матвей Иванович с помощью боцмана выбил гвозди и снял засов.
Из каюты первым вышел офицер и подал шкиперу свою шпагу, сказав по-английски, что он сдается. Затем поодиночке выпустили матросов и, посадив всех в шлюпку, отвезли в Вардгуз.
Старичок-комендант выдал шкиперу свидетельство в приеме пленников.
Рожь в трюме промокла и попортилась. Везти ее в Норвегию к господину Иогансону не имело смысла. Поэтому в тот же вечер «Евпл второй», набрав пресной воды, отплыл к русским берегам.
К концу сентября шнява пришла в первый русский портовый город Колу, неподалеку от Архангельска.
Матвей Иванович явился к городничему с просьбой отгрузить рожь. Городничий, узнав, что купеческая шхуна была в плену, и опасаясь, «как бы чего не вышло», прежде чем дать разрешение, потребовал письменных показаний о пребывании русских моряков в плену у англичан.
Показания были составлены. Их подписали герой происшествия шкипер Матвей Герасимов, боцман Иван Васильев и хотя не принимавшие участия в освобождении из плена, но бывшие на судне штурман Федор Пахомов и больной юнга Миша Суслов.
Этот документ вместе с рапортом о том, что от шкипера Матвея Герасимова им отобраны взятые у английского офицера шпага и судовой флаг, «кои к донесению прилагаются», городничий отправил в Петербург.
К этому времени меж Россией и Англией был уже заключен мир. Рапорт городничего грозил Герасимову и его спутникам арестом, если бы весть об отважном шкипере заранее не дошла до столицы.
Газета «Санкт-Петербургские ведомости», торжественно описав подвиг Матвея Герасимова, в конце статьи восклицала:
«Вот истинно русский человек!.. Сей шкипер не посрамил честь родины. Он хотя и попал в плен, но сумел из него выбраться и врагов пленить… Сколь ни коварен англичанин, а с русским ему не совладать».
Император Александр Первый, будучи в благодушном настроении, согласился с этим патриотическим мнением и на рапорте Кольского городничего, смилостивившись, по-французски — так как он любил этот язык более русского — начертать соизволил: «В архив».
Английский флаг и шпага были опять возвращены Герасимову для хранения у себя и потомков своих на память о подвиге.
Что же касается самого Матвея Ивановича, то жил он долго и умер в 1852 году «от бедности», как сказано на его могильном памятнике, воздвигнутом «усердием членов Архангельского любвеобильного общества».
СТАРОСТИХА ВАСИЛИСА
Первую весть о неприятеле принесли мальчишки, игравшие за околицей. Их крик: «Наши едут, французов ведут!» переполошил село. Бабы забегали из избы в избу, предупреждая соседок. В один миг Сычевка высыпала на улицу.
Меж тем шествие подходило к селу.
Впереди ехал на гнедой лошади бурмистр. За плечами его торчали две трофейных пики.
Позади бурмистра плелась пешая толпа оборванных людей.
На головах у них были какие-то невиданные шапки. Одеты они были по-разному: кто в ризу, кто в попону, кто в бабью кацавейку, как ряженые на господских святках.
Четыре мужика с ружьями за плечами ехали по бокам удивительного шествия.
У подъезда господского дома бурмистр слез с лошади.
Бабы тотчас окружили его:
— Здравствуйте, Ермил Иванович! Арестантов, что ль, привели?
Бурмистр, важно посмотрев на них, обронил:
— Расступись!..
Толпа любопытных покорно раздалась в разные стороны. Он поднялся на крыльцо и скрылся в господском доме.
Бабы не унимались. Они попробовали расспросить конвойных.
Но мужики, охранявшие пленных, важно молчали.
Сычевцы и французы разглядывали друг друга с нескрываемым интересом.
Какая-то старушка, протискавшись вперед, дернула седоусого кирасира за рукав и, заглядывая ему в лицо, спросила:
— Что, кормилец, капут мороз?
Видимо, она сочувствовала, что французам от холода приходилось плохо.
Толпа густо обступила пленных.
Конвоиры осаживали зевак:
— Но, не напирай. Чего не видели?!
Но их усилия были тщетны.
Симпатии к несчастным замерзшим французам все более и более росли. Бабы жалели их, как мать жалеет своего беспутного сына.
— И зачем сердешных гнало в нашу сторонушку? Неужто у них своей земли нет? — спрашивали они, сочувственно поглядывая на ежившихся от холода «ворогов».
Конвоиры молчали, не зная, что ответить на такой вопрос, а французы, не понимая языка, улыбались, как дети, и кивали головами.
Гришка, сын сотского, попытался швырнуть камень в пленного. Его резко одернули. Он попробовал было огрызнуться. Бородатый конвоир хлестнул Гришку кнутом по спине. Это возымело свое авторитетное действие. Гришка вдруг стащил со своей головы грязную шапку, сунул ее в руку мужику и быстро убежал. Конвоир бросил шапку французу. Пленный тотчас напялил ее на непокрытую голову и, дружески кивнув, похлопал бородача по плечу.
