Честь - [110]
– Они не умерли, – тихо пояснил Мун. – Они просто отключились. Все до единого.
– Здорово, – воскликнула Хэйзел. – Значит, мы всех отключили? Всех в этом здании?
– Всех в городе и на Брамине II, – ответил Мун. – Я же по-прежнему подключен к главным компьютерам. Система продолжает функционировать, но ею некому управлять. Хэйдены, которые находятся на других планетах, не могут это сделать, а те, что были здесь, вышли из строя.
– Мне стыдно признаться, что я возродил их к жизни, – сказал Оуэн. – Думаю, лучше всего будет всех их снова отключить. Кто знает... может, в свое время нам удастся их перепрограммировать и пробудить для человечества. Как, например, тебя, Мун.
– Да, – ответил тот. – Может быть, когда-нибудь это станет возможным.
– А сейчас нам нужно связаться с Империей и запросить бригаду помощи. В лабораториях слишком много людей. Если мы отключим аппаратуру, они погибнут. Возможно, нам никогда не удастся вернуть их к нормальной человеческой жизни, но мы должны попытаться... Ты опять потерял свой народ. Мне очень жаль, Мун.
– Честно говоря, я никогда целиком не принадлежал хэйденам, – произнес Мун. – Хотя мне этого очень хотелось.
– Пойдем с нами, – предложила Хэйзел. – Мы вместе – одна семья.
Мун повернулся к Бонни и Миднайт.
– Интересно. Неужели вы двое – альтернативные воплощения Хэйзел?
– Мы гордимся тем, что Хэйзел – одна из наших версий, – сказала Миднайт. – Мы решили немного задержаться в вашей Вселенной, чтобы посмотреть, как идут дела.
– Да, – подтвердила Бонни. – Я как раз улепетывала с Миста и решила ненадолго прервать свое путешествие. Видите ли, порой мне чертовски не хватает хорошей заварушки.
– А кроме того, мы провели немного времени с Оуэном, – восторженным голосом заявила Миднайт. – Я не могла упустить такую возможность.
– Вот и славно, – произнес Дезсталкер, краем глаза заметив, как Хэйзел старается подавить смешок.
Глава пятая. Старая ненависть и новая месть
Джек Рэндом мерил шагами роскошные апартаменты Руби Джорни, нетерпеливо ожидая, когда наконец та соизволит появиться. Опаздывать для Руби – самое обычное дело. Никто и ничто на свете не может заставить ее поторопиться, за исключением разве что хорошей заварушки. С трудом удерживаясь, чтобы ежесекундно не глядеть на часы, Джек смотрел по сторонам, словно его яростный взгляд мог проникнуть сквозь стену и вынудить Руби поспешить.
Жилище Руби представляло собой воплощение комфорта. Полы комнаты устилали толстые пушистые ковры, три стены из четырех были сплошь увешаны аляповатыми живописными полотнами; что касается четвертой, то ее полностью занимал огромный голографический экран. На редкость неуклюжая хрустальная люстра впечатляющих размеров, излишне громоздкая для этой комнаты, так низко свисала с потолка, что едва не касалась пола. Подобные сооружения красовались в каждой комнате квартиры Руби. Она питала слабость к люстрам.
Ветхий антиквариат являл нелепый контраст с новейшими изобретениями. Древние обшарпанные стулья, казалось, готовы были развалиться при одном лишь кощунственном предположении, что кто-то решится на них сесть. Мягкие современные кресла, стоило Джеку опуститься на одно из них, начали массировать его, нимало не считаясь с тем, хочет он этого или нет. Джек вскочил и впредь старательно обходил их стороной. Мебели следует знать свое место, сердито подумал он.
Тут и там виднелись различные бытовые приборы – последние достижения современной техники, некоторые еще не до конца распакованы. Любое изобретение, избавляющее от усилий, любое устройство, делающее быт более удобным, любая безумно дорогая новинка – все это в обязательном порядке попадало в жилище Руби, по большей части для того, чтобы потом пылиться без всякого применения. Казалось, Руби хочет иметь все на свете. Она никогда ничего не выбрасывала, во-первых, не в состоянии добровольно расстаться с собственным имуществом, а во-вторых, допуская, что какая-нибудь из ненужных вещей ей со временем пригодится.
В самом центре комнаты стоял неуклюжий кофейный столик, заваленный модными журналами. Здесь же валялись три последних выпуска «Оружия» и не менее четырех открытых коробок шоколадных конфет, из которых были старательно выбраны конфеты с кофейной помадкой. Джек бросил на конфеты тоскливый взгляд, однако не поддался искушению. Благодаря Лабиринту, независимо от количества поглощаемой Джеком пищи, вес его не менялся. Но стоит только начать, и он не остановится, пока не опустошит по меньшей мере одну из коробок. Руби, конечно, не будет в претензии, однако она, без сомнения, наградит его одним из своих понимающих и насмешливых взглядов, а то и отпустит колкость. Джеку этого вовсе не хотелось.
Поэтому он даже не смотрел в сторону массивного бара, где гордо выстроились ряды бутылок, содержащих все виды алкоголя, известные как людям, так и инопланетянам. Хотя Лабиринт сделал Джека невосприимчивым к любым видам интоксикации, включая похмелье, он был твердо убежден – тот, кто превысил собственную норму, должен за это расплачиваться.
Ближайшее кресло призывно замурлыкало, и Джек раздраженно пнул его ногой. По крайней мере Руби теперь избавилась от целой армии слуг и прихлебателей, которые раньше без дела толкались в доме. С одной стороны, он не мог представить себе, как Руби обходится без того, чтобы не раздавать направо и налево идиотские приказания и не сыпать ежеминутно угрозами уложить на месте несколько человек. Однако прихлебателей она видела насквозь, слуги ей быстро наскучили, и настал тот достопамятный день, когда она выставила всю шайку на улицу. Соседи до сих пор с содроганием вспоминают об этом событии. Кстати, выяснилось, что некоторые из изгнанных пытались продать средствам массовой информации истории, повествующие о «жизни вместе с Руби», а один до того разобиделся, когда Руби вышвырнула его прочь из своей спальни, что пытался ее зарезать. Мелкие куски, в которые превратилось тело горемыки, в течение нескольких недель крутились в канализационных трубах.
