Честь дороже славы - [91]
Едва затрагивалась честь «венчаного мужа», Екатерина Алексеевна обращала свое сердце в камень. Впрочем, расставаясь, пожаловала «Ванечке» дом в столице на Дворцовой набережной, имение в Могилевской губернии, 6000 душ крестьян, 200 000 рублей и еще драгоценностей на 400 000 рублей…
Кавказ далеко от столицы.
За день строительной работы на линии солдат получал 5 копеек. А обещанные подъемные в размере 20 рублей семьям хоперских казаков вообще не выплатили. В крепостях не хватало хлеба, пороха, медикаментов. От бескормицы и сапа гибли лошади. Видимо, в течение двух месяцев влюбленной императрице недосуг было доподлинно разузнать, каково положение Астраханского корпуса.
Главнокомандующий Якоби собрал по приезде в Павловскую крепость генерал-майора Фабрициана своих командиров. Сентябрь истекал, близилось ненастье, и требовалось без промедления предпринимать меры к беспрестанно нападавшим кабардинцам.
– Господа! Я должен объясниться, – начал Якоби, высокомерно оглядывая сидевших за длинным столом офицеров. – Некоторые из вас хотя и витиевато, но недвусмысленно упрекают меня в бездействии. Наипаче того, в трусости! Желаю напомнить, что недаром служу Отечеству и окупил на бранном поле воинское звание и почести от царицы.
Иван Варфоломеевич по-стариковски крякнул, сдерживая волнение.
– Так вот, любезные господа! Я твердо следую ордеру императрицы, присланному князем Потемкиным. В нем ясным духом сказано, чтобы военных операций супротив кабардинцев мы не предпринимали. В России устоялся мир. И нарушать его государыней не дозволяется!
Штрандман искоса посмотрел на сослуживцев. Полковники Ладыженский, Шульц, подполковники Великопольский и Ток сидели в напряженных позах, с хмурыми лицами. Это объяснение они слышали уже не впервые. С каждым днем хищники являли все больше дерзости, убивая солдат и казаков на кордонах, грабя подводы с рожью и просом, отрезая сообщение между крепостями. Лишь казачий полковник Савельев браво держал голову кверху.
– Ваше превосходительство, – обратился Фабрициан ровным и четким голосом. – За эти дни уже пять раз солдаты становились под ружье. Нападению подверглись пикеты. Злоумышленники подожгли заречный луг и траву перед фронтом крепости. Мне доложили господа офицеры, что негде стало заготавливать сено. А варвары огромными толпами скапливаются на курганах, в двух верстах от наших позиций.
– Они завсегда так, – вполголоса бросил Савельев, не без досады подумав про себя, что за столом все, кроме него и Ладыженского, сущие пруссаки.
– Мы поставлены перед выбором, – жестче сказал Фабрициан. – Либо далее мучить наших солдат, рискуя их и собственными животами, либо разбить и отогнать прочь разбойников.
Новоприбывшему генералу было всего за сорок. Светловолосый, с большими залысинами, он выглядел старше своих лет. За свою бурную службу, опаленную и Семилетней войной, и русско-турецкой, Федор Иванович был четырежды тяжело ранен, стал кавалером ордена Святой Анны. И ничуть не утратил прежней храбрости и особого, заботливого отношения к подчиненным.
– Я понимаю вас, генерал-майор, – иронично ответил Якоби и развел руками. – Не от меня зависит сие.
– В таком случае необходимо направить Потемкину рескрипт об истинном положении на границе, – предложил Штрандман.
– Я неоднократно доносил князю, – раздраженно парировал Якоби.
Фабрициан оживился.
– А нельзя ли ознакомиться с ордером государыни, дабы подготовить разъяснительное письмо?
Якоби с неудовольствием передал ему сафьяновую папку. Савельев, воспользовавшись паузой, заметил:
– Кабардинцы по аулам разъедутся, как только дожди зарядят. Почто же казаков и служивых на смерть вести? Обождать надо, так считаю.
Ему снова возразил Штрандман, найдя поддержку у Ладыженского. Якоби, не вмешиваясь в спор, подслеповато смотрел на Фабрициана, которому намерился в будущем переподчинить полки. Должность губернатора отвлекла его от множества гражданских дел. Наконец Федор Иванович поднял голову.
– Ваше превосходительство, Иван Варфоломеевич, позвольте изложить собственное мнение. Полагаю, что слова императрицы вы трактуете не вполне верно.
– С чего вы, государь, так решили? – вспыхнул Якоби, вскинув руку и краснея всем лицом.
– Послушайте. «По дошедшим к нам известиям о чинимых от кабардинцев беспокойствах и неоднократном нападении их вооруженною рукою на учрежденную нами Моздокскую линию, повелеваем вам, для обуздания их, по рассмотрению вашему, учинить отряд войск, коим, наказав дерзость оных, привесть их в надлежащее повиновение и тишину». А далее – пожелание сделать это без излишней жестокости, предварив военные действия переговорами.
– Я полностью разделяю эту точку зрения! – воскликнул Штрандман, выразительно глядя на главнокомандующего.
Якоби задумчиво молчал. А Фабрициан, между тем, передал папку Ладыженскому, прежде не читавшему послания императрицы. Фортификатор и командир Кабардинского полка пользовался всеобщим уважением.
– И каково ваше мнение, Николай Николаевич? – подождав, поинтересовался главнокомандующий.
– Вот это место: «Привесть их в повиновение и тишину» – прямое повеление не терпеть унижения от неприятеля. У нас, если судить объективно, достаточно сил.
