Честь дороже славы - [66]
Леонтий Ремезов с полувзводом казаков возвращался с охоты. Кроя предзакатное небо бронзой, поджимал мороз. Озябшие, но всё еще в озорном запале, донцы обсуждали гульбу, подтрунивали друг над другом. Как-никак, а добыли полдюжины русаков. Завидев конников, навстречу помчался от станичного палисада мальчуган. Тулуп со взрослого плеча, нахлобученный на глаза треух и огромные валенки мешали ему бежать. Длинные рукава болтались туда-сюда, точно на пугале. Но сорванец, выскочив на середину дороги, замер столбиком.
– Дядьку, ради бозиньки дайтэ мэни хлибця або сухарыкив! Дуже исты хочу! – громко завел он срывающимся голоском, глядя из-под потертой шапки на едущего впереди Леонтия.
– Геть с дороги, балахманный[27]! – гаркнул кто-то из казаков. – Стопчем!
Казачонок выпростал из рукава правую руку и – ни с места. Видно, голод осилил все страхи. Казаки поневоле стали осаживать дончаков, взметая снежную пыль. Леонтий придержал Айдана, ощутив подкатившую к сердцу жалость к этому кареглазому хлопчику, напомнившему сына. Похоже, неспроста у дороги христарадничает. Пока Леонтий отвязывал притороченного к седлу зайца, Фирс Колосков, первый во взводе песельник и балагур, не преминул позубоскалить:
– А ну, гутарь: ты чейный? Папкин али мамкин? – нарочито строго расспрашивал он. – А по имени?
– Парфён.
– Здорово дневал! Так это ты, Парфён, сорвал паслён? Съел молчком и стал сморчком?
Мальчишка, от растерянности не найдя слов, отрицательно мотнул головой.
– Эгей! Сухарей просишь, а у самого ни языка, ни зубов.
Желая разубедить бородатого дядьку, пострел широко открыл рот и показал щербатый ряд верхних зубов. Казаки засмеялись. А Леонтий бросил ему под ноги русака и дружески сказал:
– Забирай – и бегом к мамке!
Парфен жалобно возразил:
– Я с дидом… А нэнька ще у том роки вмэрла…
И, подхватив увесистую тушку, взрывая валенками снежную целину, пустился восвояси. Донцы тронули лошадей. Надеясь поохотиться на окраине леса, они не стали подниматься к воротам крепости, расположенной в двухстах саженях от станицы, а двинулись прямо. Проторенная между деревьями тропа вывела их к южной фронтальной стене, где находились главные ворота. Тут и догнал их санный караван. Гиканье всадников и перебор копыт по стылой дороге заставил донцов посторониться. В крепость направлялся, без сомнения, скорым поспешением некий высокий чин. Но разглядеть, кто он и какого звания, было невозможно: трое крытых саней-разлетаек вслед за смешанным полуэскадроном промчался вихрем. Замыкал эту оказию усиленный взвод казаков. Среди них Леонтий неожиданно узнал Касьяна Нартова и окликнул его:
– Здорово дневал, черкасня!
Станичный приятель, в тулупе и лохматой бараньей шапке, приостанавливая свою заиндевевшую лошадь, затеплил растерянную улыбку.
– Спаси Христе! Жив-здоров?
– Зимуем. А ты давно с Дону? Про моих не слыхал?
Касьян, видимо, таивший обиду на тетку Устинью, что не приняла его сватов, присмотрев дочери жениха богатого, ответил скупо:
– Не довелось. Я тута с полком с той Троицы. Вот зараз посланца царицы охраняем, генерал-поручика. Передадим вам и – восвояси. Чудной дедок! Через вал с офицерами лазил… Должно, и ваших не пожалеет! – усмехнулся приятель и, напрягая голос, торопливо пригласил: – Будет резон, наезжай в Александровскую!
Он хотел еще что-то добавить, но гнедая пустилась вскачь, и ему поневоле пришлось отвернуться, взять стремена.
Леонтий застал сотню в походном сборе. Есаул Тузлов, чернобородый, могутный казачина, в войлочном азяме, перехваченном красным кушаком, криками поторапливая казаков, седлающих лошадей, наблюдал за построением колонны. Увидев подоспевших гулебщиков, он отчитал их за долгое отсутствие, а Леонтию, который подумал, что сотня выступает, приказал проверить у подчиненных оружие и обеспеченность боеприпасами. С этим всё было исправно, но обмундирование для зимы не годилось. Казаки были одеты кто во что попало, далеко не все имели рукавицы. На морозе ладони деревенели. Удила и кольца сбруи болезненно прилипали к коже – и стоило усилий, чтобы в этот час справиться с привычным делом. Да и дончаки, почуяв дорогу, на морозе переступали ногами и приплясывали. Леонтий, с каждой минутой коченея все сильней, ощущал, как мученически дрожал его верный конь.
Уже стало смеркаться, когда к колонне примчались верхом на лошадях, оторвавшись от свиты адъютантов, полковник Шульц, командир драгунского полка и маленький господин в треуголке и волчьей шубейке. Это был, как догадался Леонтий, посланник царицы. Но простые валенки на ногах и суконные штаны придавали высокому чину вид отнюдь не военный, да и лицом, узким и востроносым, он напоминал, пожалуй, лекаря. Однако при его приближении есаул Тузлов, гроза черкесов, почему-то беспокойно заерзал в седле.
– Здорово, донцы-удальцы! – энергичной скороговоркой обратился приезжий чин. – Господь бог в помощь! Я – Суворов.
Сотня дружно и бодро, как требовал устав, пожелала здравия его превосходительству. Меж тем этот бойкий человечек пустил длинногривую калмыцкую лошадку вдоль колонны, оставив позади себя сопровождающих. Леонтий издали поймал взгляд генерала – цепкий и прохватывающий – и невольно подобрался. По свободной посадке и по тому, как чутко подчинялась вороная рукам этого молодцеватого старичка, угадывался в нем лихой кавалерист. Суворов осадил лошадь метрах в пяти, напротив Мирона Бузликина, одного из казаков, вернувшихся с охоты.
1774 год. Русские войска успешно добивают остатки турецкой армии на Балканах. Долгожданный мир не за горами. Но турецкий султан все еще не оставляет попыток переломить ход кампании в свою пользу и посылает верного вассала – крымского хана – в гибельный поход на Ставрополье. Регулярных частей в краю немного, но на защиту родной земли поднимаются терские казаки и насельники от мала до велика. В сражении на речке Калалы и при обороне Наур-городка казаки вместе с терцами наголову разбили десятикратно превосходящие силы крымцев… Читайте об этих захватывающих событиях в новом историко-приключенческом романе известного ставропольского писателя Владимира Бутенко!
1775 год. Екатерина Великая только что победоносно завершила войну с Портой и усмирила бунт Емельяна Пугачева. Но в Запорожской Сечи зреет новый мятеж, который готовит кошевой атаман со своими турецкими и крымскими союзниками. Неспокойно и в Европе: обострились отношения между Францией и Англией с началом борьбы Соединенных Штатов за независимость. Особая миссия выпала на долю русского агента Александра Зодича, действующего в Париже и других странах под именем барона де Вердена. Его отвага и рассудительность помогли спасти жизнь русскому полководцу графу Орлову-Чесменскому, бескровно решить вопрос о роспуске запорожских козаков и усилить позиции родной державы в Крымском ханстве и в Польше.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744–1810) — русский литературный деятель, директор Петербургской АН (1783–1796), принадлежит к числу выдающихся личностей России второй половины XVIII в. Активно участвовала в государственном перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако влияние ее в придворных кругах не было прочным. С 1769 г. Дашкова более 10 лет провела за границей, где встречалась с видными политическими деятелями, писателями и учеными — А. Смитом, Вольтером, Д. Дидро и др. По возвращении в Россию в 1783 г.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.