Червонное золото - [60]

Как только Рената поняла, что Пьерлуиджи собирается использовать Витторию в качестве советника шеф-повара, она тихо подошла к ней, пользуясь полумраком в зале со стрельчатыми сводами.

— Отчего ты ему не скажешь, что единственной приятной на вкус едой для знати Пармы и Пьяченцы будет он сам и его драгоценный папаша?

Виттория опустила веки, кивнув головой, словно ей доверили важную дипломатическую тайну, и начала выкладывать рецепты и советы по хозяйству, как какая-нибудь трактирщица из Эмилии-Романьи. Пьерлуиджи был доволен, а подруги не сводили глаз с Виттории, восхищенные ее театральным талантом и библейским терпением.

Жена Пьерлуиджи, Джиролама Орсини, еще более извращенная, чем он, постоянная соучастница всех его пакостей, обратилась к Маргарите, возлюбленной сына, явно собираясь напомнить ей о ее долге и месте. Видимо, таким образом она испытывала на прочность статус мужа как правителя.

— Маргарита, ты имела заметный успех в Риме, все очарованы твоей красотой и скромностью. Тициана хвалили за отличную модель, а нас за уважение, которое мы оказали художнику, принимая тебя в нашем дворце.

Она не удержалась и бросила взгляд на Витторию и Элеонору, как бы ища сочувствия.

— Этим сытым воловьим взглядом она надеется оградить нашу жизнь от твоей: ведь мы женщины уважаемые, а ты вроде бы обречена с первыми морщинами погрязнуть в жалкой нищете. Она не может понять нашей дружбы и прощупывает почву.

Элеонора прошептала все это на ухо Маргарите неосторожно громко, а может, и стремилась к тому, чтобы реплика достигла ушей Орсы.

Опустив глаза, Маргарита избегала встречаться взглядом с Орсой. Она опять надела красное платье, и с ней снова была ее ужасающая, обтрепанная сумка, против которой так возражала Джулия. Не переставая, Маргарита теребила сумку руками.

Виттория, истолковавшая фразу Орсы точно так же, как Элеонора, по-королевски возмутилась подлым призывом к солидарности. Рената покраснела от стыда, почувствовав, что ее публично приблизили к клоаке, из-за того что замахнулись на Маргариту. Девушку она считала близкой себе, хотя они и принадлежали к разным мирам и их жизненный опыт резко различался.

— Теперь, когда ты последуешь за моим сыном кардиналом в Парму, твоя скромность подвергнется еще более серьезным испытаниям. Парма — город маленький, и там редко встретишь такую красавицу, как ты. Но должна тебя предупредить: ты же знаешь нравы маленьких городов, где нет светских привычек и приличия нарушаются с легкостью. Алессандро молод, красив и горяч, и, конечно же, самые видные городские красавицы будут претендовать на его внимание, пока он в Парме.

Орса говорила, отчеканивая каждое слово, чтобы остаться в уверенности, что ее поняли, и на этот раз выразительно взглянула на мужа, от которого требовалось признание ценности ее вклада в управление новым герцогством.

— Одним словом, Алессандро должен иметь свободу, в Парме, слишком крепкие узы могут только повредить ему и нанести ущерб нам. А наш долг — подчинить себе новых подданных государства, которое провидению было угодно даровать нам, дабы испытать нашу верность церкви и достоинства нашего правления.

Рената с трудом подавила тошноту. Новоиспеченная герцогиня Пьяченцы проверяла, каков эффект от ее первой речи в качестве правительницы, и, кажется, оказалась куда решительнее, чем муж, настроена ломать комедию и настаивать на трансформации обычного грабежа в божественное провидение.

К изумлению подруг, Маргарита вдруг растеряла всю свою обычную гордость. Ее, казалось, не тронуло оскорбительное предостережение. Она признательно улыбнулась новой герцогине Пармы и закивала головой, но Виттория не выдержала: уступить наглости каких-то Орсини, семейства, которое распродало последние остатки аристократического достоинства жадным нуворишам, — это было уже слишком. Виттория резко встала с обитого тканью кресла, где сидела, стараясь не утонуть в его мягкой глубине, подошла к Маргарите и предложила ей правую руку. Тем самым она дала понять всем, и прежде всего супруге Пьерлуиджи, что с этой минуты девушка под ее защитой и любой удар, нацеленный на Маргариту, пройдет сквозь ее тело. Стоя перед Орсой и не отходя от девушки, словно намеревалась ее еще раз представить, Виттория заговорила, глядя мимо своей визави:

— Герцогиня, Маргарита сама решит, как ей себя вести в Парме. Мы достаточно хорошо ее знаем и смогли оценить ее деликатность. Мы полагаем, что этой чертой характера она намного превосходит многих знатных дам даже самого старинного происхождения, ослепленных амбициями. Нам всем известно, сколько бед этот недуг принес человечеству.

Чете новоиспеченных герцогов Пармы и Пьяченцы ничего не оставалось, кроме как отступить.

— Вы как всегда правы, Виттория, — сказал Пьерлуиджи. — Хватит этих нудных разговоров. Стол уже накрыт. В это время в Орвьето выкапывают первые трюфели, да и сыр в этом году на редкость хорош. Их преосвященства кардиналы Поул и Мороне уже поднимаются по лестнице. Музыканты, которых я похитил у Папы, будут счастливы сопровождать наш обед. Позже к нам присоединятся дворяне из Орвьето, которые пользуются случаем засвидетельствовать вам почтение. Нынче мы не уляжемся спать раньше полуночи, ибо в Орвьето такие праздники проходят нечасто.