Чертово яблоко - [45]

Шрифт
Интервал

Ничего не утаил Стенька, лишь не рассказал о продаже лошадей цыганам.

— Куда ж лошади девались?

— А Бог их знает, Филат Егорыч. Выбрались мы на Суздальский тракт, а затем лошадей бросили. Шли до Вязников лесами.

— А почему в Вязники?

— Там нас искать не стали бы, тем более у Гурейки дружок в этом городе проживает. У него мы и остановились. А дальше вы все знаете, Филат Егорыч.

— М-да, — крутанул головой Голубев, а затем посмотрел на Мясникова.

— Мне кажется, что Стенька не врет. Если бы не Гурейка, приказчик Корней Букан забил бы парня насмерть. И что это за застенки в девятнадцатом веке?

— Бывают, господин Голубев. И Буканы, и Салтычихи у нас еще не перевелись.

— Хорошо бы проверить этого селадона[51], да и на застенок его глянуть. Черт знает что! Живем в просвещенном веке, а некоторые подданные ведут себя, как Малюта Скуратов[52], — хмуро, не без доли раздражения, сказал Мясников.

— Непременно проверим, Федор Борисович, — кивнул полицмейстер. — Но за лошадей князя Голицына все равно придется отвечать. Их сиятельство не оставит это дело без наказания виновных. Мне все равно надлежит взять Стеньку Грачева под арест, а с Гурейкой в Вязниках разберемся. Не так ли, господин Голубев?

Филат Егорыч пожевал сухими губами и что-то прикинул про себя:

— Ты вот что, Аркадий Петрович, позволь пока Стеньке остаться в своей комнате. Мыслишка есть.

Полицмейстер развел руками, а затем позвал околоточного, приказав ему отвести Стеньку в его комнату.

— Что за мыслишка, извольте спросить?

— Стеньку я знаю около полугода. Он и впрямь честный парень, и то, что он за девушку свою заступился, говорит о многом. Не каждый приказчику сдачи даст. Что же касается коней, я готов выплатить деньги князю Голицыну. После ярмарки я собираюсь в Москву и надеюсь обо всем с князем договориться. Могу дать за Стеньку поручительство, освободите парня, Аркадий Петрович.

Полицмейстер почему-то посмотрел на Мясникова.

— Неслыханное дело, Федор Борисович. Хотелось бы выслушать ваше мнение.

Мясников вновь раскурил чубук, затянулся несколько раз и, пуская клубы сизого ароматного дыма меж собеседников, высказал:

— Почитай, век прожил, но никогда не слышал, чтобы так жарко купец за какого-то никчемного ямщика заступался. Чем же тебе так дорога эта пожарная каланча, Филат Егорыч?

— Да я и сам не знаю. Есть в нем какая-то изюминка. Задорен, склада озорного, смел. С таким в дороге не заскучаешь и не пропадешь. И ко всему тому — на деньгу не жаден. Как-то дал ему пять синеньких, а он и рубля не взял. Эко, говорит, дело, от волков отбились. На то я к хозяину и приставлен, чтобы его охранять. Одного волка он из ружья пристрелил, а другие убежали. Вот таков этот Стенька.

— Пожалуй, не зря ты за него так стараешься, Филат Егорыч. Лихой у тебя ямщик… Отпусти парня, Аркадий Петрович.

— Ну что ж, господа. Всегда готов прислушаться к советам именитых людей. Однако под ваше поручительство, господин Голубев.

— Не беспокойтесь, господин полицмейстер. Слов на ветер не бросаю. Будет вам поручительство.

Глава 5

РОСТОВСКАЯ ЯРМАРКА

Стенька долго не мог прийти в себя. Куда девалось его обычное хладнокровие? Особенно он был возмущен своим сродником Амосом Фомичевым. И какой резон ему выслеживать, куда он, Стенька, направился? Для какой надобности? Неужели для того, чтобы сдать его полиции? Так, наверное, и получилось. Без участия Амоса городовые не могли бы так скоропалительно нагрянуть в его комнату. Каков же мерзавец этот Фомичев!

А затем мысли Стеньки перекинулись на Филата Егорыча. Вот уж чего не ожидал, того не ожидал. Поручительство вознамерился написать! Выходит, поверил в его, Стенькину, непричастность к злодеянию. Ай да Филат Егорыч! Поверил, что он, Стенька, честный малый. Да не совсем так, Филат Егорыч: о лошадях-то, чтобы прикрыть Гурейку, пришлось приврать. На тракте-де бросили. Негоже, конечно, поступил, но зато приятеля своего выгородил: он ведь, почитай, спас его, Стеньку, от увечья или погибели. Теперь самое главное, когда возвратятся в Вязники, друга обо всем упредить, а то Филат Егорыч непременно Гурейке спрос учинит.

Через два дня в комнату Стеньки вошел околоточный и, отряхнув с шапки снег, сказал:

— Повезло тебе, парень. Приказчика твоего взяли под арест.

— Аль прямо на бабе поймали? — усмехнулся Стенька.

Околоточный, поправив кокарду, чуть съехавшую набок, на прямой вопрос не ответил, но проговорил то, что порадовало Стеньку:

— Бабы всем селом на Корнея Букана поперли, едва их уняли. Целый бабий бунт учинили, и чуть ли не каждая вторая крестик в бумаге поставила, что приказчик принуждал их к совокуплению. Селадон, скажу я вам. И узилище у Корнея обнаружили. Такие орудия пытки нашли, что, бывало, в Губной избе не увидишь. Бумага о беззакониях приказчика и поручительство твоего господина Голубева направлены их сиятельству, князю Голицыну. Так что, парень, кланяйся своему хозяину в ноги и можешь выходить в город. Но чтоб больше никаких происшествий.

— А село мне можно посетить?

— Многого захотел. Из города — ни шагу! Таково предписание господина полицмейстера. И моли Бога, что у тебя такой заступник нашелся. Бывай, милок.


Еще от автора Валерий Александрович Замыслов
Иван Болотников. Книга 1

Замыслов Валерий — известный писатель, автор исторических романов. В первой книге "Иван Болотников" рассказывается о юности героя, его бегстве на Дон, борьбе с татарами и походе на Волгу. На фоне исторически достоверной картины жизни на Руси показано формирование Ивана Болотникова как будущего предводителя крестьянской войны (1606–1607 гг.).


Иван Сусанин

Валерий Замыслов. Один из ведущих исторических романистов России. Автор 20 романов и повестей: «Иван Болотников» (в трех томах), «Святая Русь» (трехтомное собрание сочинений из романов: «Князь Василько», «Княгиня Мария», «Полководец Дмитрий»), «Горький хлеб», однотомника «Грешные праведники» (из романов «Набат над Москвой», «И шли они из Ростова Великого»), повести «На дыбу и плаху», «Алена Арзамасская», «Дикое Поле», «Белая роща», «Земной поклон», «Семен Буденный», «Поклонись хлебному полю», «Ярослав Мудрый», «Великая грешница».Новая историко-патриотическая дилогия повествует об одном из самых выдающихся патриотов Земли Русской, национальной гордости России — Иване Сусанине.


Иван Болотников. Книга 2

Эта книга писателя Валерия Замыслова является завершающей частью исторического романа об Иване Болотникове.


Горький хлеб

В романе «Горький хлеб» В. Замыслов рассказывает о юности Ивана Болотникова.Автор убедительно показывает, как условия подневольной жизни выковывали характер крестьянского вождя, которому в будущем суждено было потрясти самые устои феодально‑крепостнического государства.


Ростов Великий

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ярослав Мудрый

Книга Валерия Замыслова «Ярослав Мудрый» состоит из двух томов: «Русь языческая» и «Великий князь». Книга написана в художественном стиле, что позволяет легче и быстрей запомнить исторические факты жизни людей Древней Руси. В своей книге В. Замыслов всесторонне отображает жизнь и деятельность Ярослава Мудрого и его окружения. Первый том называется «Русь языческая», он начинается с детства Ярослава, рассказывает о предках его: прабабке Ольге, деде Святославе, отце Владимире, матери Рогнеде. Валерий Замыслов подробно рассказывает о времени княжения Ярослава в Ростове, об укреплении города.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.