Чертово лето - [17]

— Мама, я вовсе не собираюсь идти туда одна. Сразу же по приезде в город я наведаюсь в редакцию и позвоню оттуда этому детективу, который ведет дело об убийстве. Этому… как его… ну, да, Горчику. Все ему расскажу… ну, не все, конечно, но кое-что. И мы поедем к нашему Джеймсу Бонду вместе. Я не думаю, правда, что он там появится, но чем черт не шутит… Там могут остаться какие-нибудь улики… Вообще что-нибудь интересное. К тому же, там вполне может оказаться засада, и тогда Горчик сразу всех возьмет и посадит в тюрьму.

Мамуля покачала головой и отпила немного кофе.

— По-моему, ты начиталась моих детективов, — сказала она недовольно, как будто чтение мною ее захватывающих повестей и романов не вызывало у нее тайной гордости. — В жизни все гораздо сложнее. Этот твой Горчик может оказаться плохим полицейским, и его просто пристрелят, а тебя тотчас же запихнут в машину и увезут в какое-нибудь уединенное место. Или он тебе не поверит. Или там ничего и никого не окажется, и тогда тебе придется краснеть… Впрочем, это самый удачный вариант, который даже принесет какую-то пользу: ты не так часто краснеешь, моя дорогая.

Мамуля просто не может меня не воспитывать! И это, заметьте, сейчас, когда мне не пятнадцать лет и когда вокруг меня, фигурально выражаясь, свистят пули!..

— Мама, — сказала я, пораженная неожиданной мыслью. — А зачем им сдалась я?.. Ведь чего проще — явиться сюда, отобрать или украсть документы… ну, свидетельство о рождении там, что-то еще, что у вас есть… Подобрать девицу, похожую на меня, заявиться с нею к адвокату, получить по завещанию все, что причитается, потом выдать девицу замуж за кого требуется… Как по нотам! А нас с вами можно просто убрать, чтобы не путались под ногами!

Мамуля задумалась. Видимо, нынче утром мой ум основательно перевесил мою красоту, что было, собственно, не так уж трудно, после бессонной-то ночи.

— Да, ты права, — наконец, сказала мамуля. — Этот вариант вполне возможен. И, если наши оппоненты не дураки, они могли уже до этого додуматься. Следовательно…

Мамуля тяжело вздохнула, с сожалением заглянула в свою опустевшую чашку и заключила:

— Следовательно, не будем терять времени и давай собираться.

Она еще не закончила фразы, а я уже лихорадочно влезала в джинсы. Мысль о том, что, возможно, в эту самую минуту наши враги приближаются к дому, чтобы тихонько зарезать нас и забрать документы, заставила всю мою кровь превратиться в лед. Мамуле было проще сохранять спокойствие: она не видела моего залитого кровью офиса и Яна Саарена с перерезанным горлом. Представить себя с такой же зияющей раной от уха до уха мне было невыносимо. А еще невыносимей было представить на этом месте мамулю… При мысли об этом ко мне начала возвращаться злость. Поскольку я не имею детей, весь мой нерастраченный материнский инстинкт, похоже, протух и превратился в ненависть ко всему, что покушается на членов моей семьи. Моя семья невелика — я да мамуля, но время от времени я включаю в нее людей, которые становятся мне близки: нескольких подруг, Сенечку и Софью Львовну…

То, что злость начала возвращаться, было хорошим признаком — она поможет мне не трястись от страха. Потому что в страхе я невероятно глупею, а это сейчас совершенно некстати.

К тому времени, как мамуля вышла из своей комнаты, одетая в удобный костюм, с небольшой сумкой в руках, я уже стояла у порога, позвякивая ключами, и глаза мои горели неукротимым огнем.

Глава 10

Мамулю с ее драгоценной сумкой я, от греха подальше, отвезла к ее приятельнице Белле Аркадьевне — женщине крупной, бодрой, отважной, способной, в случае чего, выдержать схватку с гренадерским полком. Но по пути мы с нею завернули в офис к одному хорошему человеку. Этим человеком был адвокат Володя Голдстерн, который когда-то очень помог мне в одном деле. У Володи была курчавая борода и голубые глаза, именно это обстоятельство заставило меня тогда обратить на него внимание, а с тех пор, как он мне помог, я испытываю к нему стойкую симпатию, замешенную на искреннем уважении: Володя, — я вам скажу, господа, — это голова!

В офисе мы провели сорок минут, кое-что обсудили, я сделала пару звонков, и мы с мамулей поехали в Бруклин.

Оставив мамулю у суровой с утра Беллы Аркадьевны (обе тут же уселись на кухне пить кофе и дымить сигаретами), я опять села за руль и, почувствовав дикий голод, помчалась в пельменную на Брайтоне, где всегда невероятно вкусно кормят. Ну, да, — пельмени в одиннадцатом часу утра!.. Может быть, для чьей-то фигуры это и вредно, но я, представьте, вполне могу себе такое позволить. Не каждый день, разумеется. Но и не каждый день за мной охотятся кровожадные негодяи, способные ради денег на любую подлость по отношению к беззащитной женщине.

Горчик уже сидел за угловым столиком, уткнувшись своим длинным носом в маленькую рекламную газетку с незамысловатым названием «Новый Нью-Йорк». Когда я появилась в дверях, как прекрасное, хотя и несколько запыленное, видение, он покосился на меня из-под очков в тонкой металлической оправе и слегка кивнул. Я заказала себе двойную порцию пельменей и кофе и уселась напротив него, машинально расправив плечи и изящным жестом убрав со лба пару растрепанных прядок. Не то, чтобы я хотела произвести на детектива впечатление, но это инстинкт: когда передо мной сидит мужчина, мне, исключительно для поднятия тонуса, требуется чувствовать свое влияние на него.