Чертово лето - [19]

Сбежав по ступенькам вниз, в кухню-гостиную, я увидела, что детектив открыл нижний кухонный шкафчик, где обычно хранятся помойное ведро и моющие жидкости, и внимательно рассматривает грязную синюю матерчатую сумку, небольшую по размерам, похожую на те, в которых слесари-сантехники носят свой инструмент.

Я подошла поближе и склонилась над сумкой вместе с Горчиком.

Коп откинул матерчатый клапан, и сумка распахнулась. Внутри, кроме промасленной тряпки и парочки гаечных ключей, лежал пластмассовый футляр — в глубоком детстве я видела точно такой же у соседа дяди Гриши: в нем хранилась опасная бритва. Горчик открыл футляр — на потертой фланелевой подкладке лежала сложенная бритва с костяной ручкой. Антиквариат. Похоже, именно этим антиквариатом неизвестный убийца перехватил горло Яну Саарену.

Горчик поднял голову и спросил:

— Ну, что?

— Что — что? — переспросила я, не в состоянии оторвать глаз от футляра с бритвой.

Детектив не ответил. Он вздохнул, аккуратно упаковал футляр, стараясь не прикасаться к его поверхности, и выпрямился.

— Придется объявлять вашего красавца в розыск, — сказал он, не глядя на меня. — Видимо, он и есть убийца. Отвезти вас домой?

— Да, пожалуйста, — ответила я вяло. Внутри у меня что-то тоненько ныло. Не признаваясь в этом самой себе, я все-таки надеялась, что лже-Ян не врал мне, и что к смерти брата он не имеет отношения. Но, после того, как мы нашли бритву, эта надежда померкла.

Горчик окинул меня острым взглядом и вдруг спросил:

— А что это у вас в руках?

— Что?.. — я растерянно посмотрела на свои руки, обнаружила фотографию и подала ее копу с тяжелым вздохом.

— Так-так, — сказал он, изучая мое лицо, и я мысленно поежилась: если он смотрел на подследственных таким взглядом, они должны были просто штабелями падать на колени и признаваться во всех своих преступлениях. Мне признаваться было не в чем, и я совершенно непроизвольно облизнула губы и повела плечом.

Глаза детектива неожиданно затуманились, рука потянулась к моей груди. А я, совершенно неожиданно для себя, почувствовала, что совсем не буду возражать, если он меня коснется. И чуть-чуть, совсем незаметно, подалась вперед. Жесткие мужские пальцы скользнули по шелку блузки — там, где соски, и голова у меня по-настоящему закружилась. Черт, неужели я такая распутная?.. Это была моя последняя мысль: в следующую секунду я перестала думать вообще, отдавшись сладкому течению умелого поцелуя. Горчик прижимал меня к себе все сильнее, а я слабела все больше, чувствуя бедром что-то жесткое, точно железо.

— Что это… — прошептала я, окончательно теряя сознание.

Он вдруг отстранился.

— Пистолет, — услышала я хриплый голос, и детектив повернулся ко мне спиной, поправляя нечто в своем слегка нарушенном туалете.

— Ммм?.. — я прислонилась к стене, чтобы не упасть, а Горчик, не сказав ни слова, стремительно вышел на улицу.

Я побежала за ним, и увидела, что он стоит рядом со старым китайцем, продолжающим копаться в своем крохотном огородике. И не просто стоит, господа! Этот Горчик, этот сутулый, носатый бруклинский коп в потрепанных штанах разговаривал со стариком по-китайски!..

— Вы что-то узнали? — спросила я робко, помня о поцелуях, когда он, кивнув мне головой, направился к своей машине.

— Узнал, — ответил он коротко. — Садитесь. Я отвезу вас домой.

Вся моя слабость тут же испарилась.

— Ну уж нет! — ответила я решительно. — Я поеду с вами.

— Куда это? — он вытаращил на меня свои черные глаза. — Вы не имеете…

— Чего это я не имею? — я подбоченилась. — Мне кажется, я имею достаточно, чтобы убедить ваше начальство в сексуальных домогательствах с вашей стороны!

Горчик с ужасом посмотрел на меня и поднял руки:

— Все, все!.. Вот этого только не надо… не надо! Хорошо. Едем вместе.

Глава 11

Городишко Матаван в штате Нью-Джерси очень походил на типичные американские патриархальные городки, которые так любят показывать голливудские режиссеры в дешевых фильмах ужасов: маленькая ратуша с часами, красное кирпичное здание почты, тусклый колокол у ворот пожарной команды, несколько красивых церквушек, в одной из которых был устроен итальянский ресторан, серое здание масонской ложи, увенчанное затейливой кованной короной, много зелени, местами уже расцвеченной желтыми и красными пятнами, большое озеро, к которому террасками сбегали дома, построенные еще в позапрошлом веке…

Я внезапно поняла, что уже осень: темнело рано. В Нью-Йорке это было незаметно — вечерняя жизнь, с ее огнями, автомобилями и сотнями прохожих продолжалась так же интенсивно, как жизнь дневная. Но здесь, в этом крохотном старомодном городишке, осень, тишина и вечер придавали всему вокруг какой-то зловещий оттенок затаившейся неясной угрозы.

Машина еле ползла, прижимаясь к тротуару, Горчик с мрачным и сосредоточенным видом вглядывался в окрестные дома. Мы оба почти всю дорогу до Нью-Джерси молчали, детектив только изредка, нахмурив колючие брови, отрывался от дороги и бросал взгляд на атлас, разложенный на соседнем сиденье, а я сжалась в комок сзади и начинала уже дрожать то ли от холода, то ли от нервного напряжения.

Внезапно Горчик затормозил. Справа от нас возвышался роскошный дом, похожий на барские усадьбы из экранизаций Чехова: белые колонны, высокий портал с террасой, увенчанный куполообразным закруглением, из центра которого перед входом свисал на толстой цепи огромный кованый фонарь. Высокие окна и двери позволяли представить нетипичные для американских жилищ четырехметровые потолки. Я залюбовалась точно светящимся в темноте строением, и решила, что обязательно когда-нибудь куплю себе такой дом. Он явно был возведен в позапрошлом веке — сейчас таких не делают. Немного приглядевшись, я заметила посреди лужайки довольно большой серый камень, на котором готическим шрифтом было написано: «Фонтанный дом. Постройка 1885 года». Свет фонаря не доходил до центра лужайки, поэтому, чтобы разобрать выцветшую надпись, мне пришлось прижаться носом к стеклу.