Может, это было и не от усталости. Просто мне эта трепетная доверчивость уже давным-давно была вот так — поперек горла. Я ведь недаром говорил тебе: вспомни. Вспомни, как это было десять лет назад. И такая меня взяла злость, что у меня появилось желание просто взять и раздавить эту метелку гусеницами вездехода — смять, чтоб ровное место осталось. Я бы так и сделал, но в последний момент у меня появилась светлая мысль: я спустил из двигателя немного горючего, и вместо воды налил на один из листьев бензин. Лист этот попытался свернуться — и не мог, он стал лиловым, потом начал разбухать у меня на глазах — полная картина отравления. Весьма наглядно.
И все-таки эта дура тянула ко мне остальные листья. Я не стал ее давить, потому что решил, что к следующему разу я придумаю еще что-нибудь веселенькое.
Но ничего остроумного я придумать не мог, а попросту взял нож и — не без труда, правда, — разрезал один из листьев на узенькие ленточки; они свернулись — каждая по отдельности — и прижались к стеблю. Но остальные листья все еще тянулись ко мне.
Тогда я окончательно взбеленился, выхватил лучевой пистолет и начал жечь один лист за другим, они свертывались, обугливались и падали в липкую бурую грязь…
Мы все уже больше не могли. Мы орали друг на друга, мы словно сходили с ума, но, слава богу, погрузка окончилась, вода была уже больше не нужна, и тут еще это с Хейфом, и мы стартовали, и было уже не до всяких там метелок, тем более, что до «лунной горки» по прямой было не больше восьмисот метров, а ты ведь знаешь, что мы при старте выжигаем все в радиусе полутора километров. Да что там говорить о моей метелке — у самого корабля они росли десятками, от них уже тем более ничего не осталось. Вот и все. Ну, что тебе еще?
Ах, да, Хейф… Ну, ладна, слушай. Так вот, когда я плюнул на свое развлечение, прыгнул в вездеход и помчался прочь — я все-таки оглянулся. И что ты думаешь? Моя метелка стояла, протянув ко мне последний уцелевший лист… О господи!
Поди к Маркеру, старина. А я — не могу. И не только сейчас — я вообще не могу говорить с людьми. О чем бы ни начался разговор — возвращаюсь всегда к одному и тому же. Чертовщина какая-то. Наваждение. И что она ко мне привязалась? Сентиментальностью я никогда не отличался, дело мы свое сделали — первый грузовик уже пошел на Венеру за уранитом. Совесть моя спокойна — не хватало еще, чтобы космолетчик вздыхал над каждой сожженной при старте травкой. Ерунда. Мы были молодцами, мы выполнили свой долг, мы вынесли такое, что вряд ли под силу даже тебе; а что касается Хейфа — так это не наша вина. А ведь, ей-богу, мы молодцы!
---
Журнал "Природа и человек", № 02 за 1981 г. (стр. 65–68)
