Чертова кукла - [29]

— Я не могу, Саша, я должен сестру домой отвезти. Сестра Литта здесь.

— Видел в зале. С француженкой твоей рядом. Ты и ей француженку нанял?

Левкович открыл рот и визгливо захохотал, впрочем, сейчас же умолк. Юрий не понял решительно ничего; от неожиданного хохота ему стало противно.

— Отвези сейчас и приезжай. Я буду у тебя, на Васильевском. Ждать буду. Приезжай! — закончил Левкович опять визгливо и повелительно.

Дернулся вбок, неловко повернулся и пошел из швейцарской.

Юрий с нестерпимой досадой повел плечами. Однако надо действовать. Идти через всю толпу отыскивать Литту чрезвычайно не хотелось. В просторной швейцарской, затемненные горами разных пальто и накидок, одевались молча какие-то люди. Юрий быстро подошел к одному из них, тому самому, в высоких воротничках, который только что ему возражал.

— Послушайте, — сказал он вполголоса и равнодушно, как малознакомому. — Не будете ли вы так любезны… передать моей сестре, что мы уезжаем, что я жду ее внизу. Необходимо. — И прибавил совсем тихо:

— Как ты здесь? Смотри, не очень ли раскутился?

Господин в высоких воротничках ничего не ответил, но быстро, с шапкой в руках, пошел наверх, на лестницу. Другой, уже совсем одетый, пробираясь мимо Юрия к двери, слегка засмеялся и, тоже совсем тихо, проговорил:

— Уж очень заботитесь… насчет чужих кутежей. А еще хвастали, что об одном себе заботу имеете.

Перед Юрием мелькнуло испитое лицо Якова и его зеленые зубы.

Было томительно. Литта не шла. Юрий поднялся на несколько ступенек и заглянул в полуотворенную дверь, где стоял гул и дым. Опять его заняло на минуту "вавилонское смешение", увидал барственного демократа Звягинцева, знакомую сухую курсистку, профессора с худыми щеками и между ними симпатичного батюшку, который очень серьезно и внимательно слушал какие-то объяснения Звягинцева. Поодаль Раевский, поэт, похожий на Апухтина, говорил так же серьезно с каким-то купцом, не менее толстым, чем он сам.

"Э, да ну их", — подумал озабоченный Юрий и опять пошел вниз.

На верхней площадке показалась Литта. Она торопливо прощалась с черноголовой дамой, которая в зале сидела около нее.

Юрий узнал Наташу. Сразу вспомнил странные слова Левковича о "француженке". И совсем рассердился.

"Нет, это черт знает, как они неосторожны! С ума, что ли, сошли! А если бы Саша сел рядом? Пришлось бы мне врать на все четыре стороны!"

— Ты хочешь ехать? — спросила Литта сухо.

Он не обратил внимания на странно-строгое выражение ее лица. Да, он спешит, он сейчас же должен отвезти ее домой.

На тротуаре нужно было ждать минуты две, пока звали графинину карету. Дождя не было, но хуже: острая, проклятая изморозь напитала белесоватую ночь, и ночь отяжелела, как мокрая перина.

Человек в длинноватом пальто прошел неторопливо мимо; затерся было в изморози, и вот опять идет назад. Юрий узнал острые глаза. Это тот, что чертовой куклой его обозвал. Чего он тут дежурит? На такого какого-нибудь не похож…

Уже садясь в карету, Юрий увидал выходившего Михаила. В ту же минуту к нему подскочил остроглазый и что-то сказал. Несколько мгновений Михаил стоял неподвижно, не отвечая. Высокие его воротнички белели, франтоватое пальто быть распахнуто. Остроглазый продолжал говорить, не повышая голоса. И вдруг они пошли вместе, сразу пропали за паутинным пологом изморози.

"С единомышленничком, что ли, моей чертовой кукле захотелось познакомиться? — подумал рассеянно Юрий. — Нет, а те-то как раскутились! Ну да шут с ними со всеми! Не до них!"

Юрию, действительно, было не до них. Беспокойная досада его грызла, желание скорее быть дома. Он думал о Левковиче, соображал, что удобнее с ним делать. Но сообразить трудно, пока не знает, в чем именно дело.

Литта молчала, как убитая. Юрий почти и забыл о ней. Цокали копыта по деревянной мостовой.

— Юрий!

— Что тебе? — полуудивленно откликнулся Юрий, точно разбуженный.

Голос Литты странно звучал из темноты, строгий, как у взрослой.

— Юрий, ты не должен был так говорить. Я тебя всегда любила, Юрий, и теперь люблю, но если ты в самом деле такой… то я тебе не сестра, вот и все!

— Да ну? — рассеянно усмехаясь, проговорил Юрий.

— Нечего смеяться, я серьезно. Я так рада была, что Михаил после тебя сказал, как это стыдно. И тот, первый, тоже верно. Грубо, я сознаюсь, но он правду, правду! Как же это можно, Господи! И при всех ты это!

— Да что ты, сестренка, с ума сошла? — искренно изумился Юрий. — Много ты понимаешь. Подумай-ка молча.

Но Литту уже нельзя было остановить. Она взволнованно и горячо продолжала свое, и с такой настойчивостью, что Юрий стал даже вслушиваться.

— Меня Наташа, вот кто меня поразил! — говорила Литта. — Вдруг согласна, что ты много верного! Ты! Уверяет, что тут есть своя мудрость. Как она могла!..

— Ты бы лучше не толкала людей на лишние глупости, — строго прервал ее брат. — Ведь это ты им дала повестки? Ты? А знаешь ли, что Саша Левкович был в зале? А если бы он услышал, как эта твоя Наташа по-русски жарит? Не понимаешь ничего, глупости и гадости делаешь, так уж молчала бы с проповедями. И те тоже хороши, связались с девчонкой! Ну да мне, извини за выражение, наплевать; только сделай милость, оставь меня сейчас в покое. У меня очень серьезное дело, и болтать сызнова о пустяках некогда.