Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [28]

Одушевленные надеждой, друзья подошли наконец к готическому зданию собора, но тут какой-то странный шум привлек их внимание. Спрятавшись в тени одной из высоких опор, поддерживающих стены собора, они, изумленные, наблюдали, как во дворце их дамы открылся балкон и какой-то мужчина спустился по веревке; наконец показался белый силуэт, несомненно сама донья Инес: склонившись над резной решеткой, она обменялась нежными прощальными словами со своим таинственным возлюбленным.

В первую минуту молодые люди невольно схватились за эфесы шпаг, но тут внезапная мысль посетила их — они переглянулись и увидели на лицах друг друга такое комическое изумление, что разразились безудержным хохотом, и хохот этот, гулко отдаваясь в предутренней тишине, раскатился по всей площади и достиг дворца.

При его звуках белый силуэт исчез с балкона, послышался грохот с силой захлопываемых дверей, и все стихло.

III

Наутро королева, восседая на роскошно убранном помосте, смотрела, как отправляются на битву с маврами кастильские войска, и рядом с ней находились самые знатные дамы Толедо. Между ними была и донья Инес де Тордесильяс; нынче, как и всегда, на нее устремлялись все взгляды, но красавице казалось, будто выражение их стало иным, в них, можно сказать, читалось любопытство, а то и насмешка.

Такое открытие несколько смутило ее, тем более что на рассвете, когда она закрывала балкон и прощалась с возлюбленным, ей послышалось, будто около собора раздались громкие взрывы хохота; теперь же, видя, как над рядами воинов, которые проходили внизу в рассыпающих огненные искры латах, показались один подле другого стяги домов Каррильо и Сандоваль; уловив недвусмысленную улыбку, с которой, поприветствовав королеву, взглянули на нее друзья, чьи кони шли голова в голову, она обо всем догадалась, и краска стыда залила ей чело, а в глазах блеснули злые слезы.

БЕЛАЯ ЛАНЬ (Арагонская легенда)

(перевод Е. Бекетовой)

I

В тысяча трехсотых годах в небольшом арагонском селении[38] жил на покое в своем замке славный рыцарь по имени дон Дионис. Послужив королю в борьбе против неверных,[39] он отдыхал от тяжких воинских трудов, предаваясь веселому развлечению — охоте.

Однажды, когда он охотился вместе со своей дочерью, прозванной Лилией за поразительную красоту и необыкновенную белизну лица, они так запоздали, преследуя зверя в горах своих владений, что им пришлось расположиться на отдых в пустынном ущелье, по которому стремился горный ручей, ниспадая с утеса на утес с тихим, нежным журчанием.

Дон Дионис пробыл уже около двух часов в этом мирном уголке, расположившись на редкой траве под тенью тополей и дружески обсуждая с егерями события дня. Охотники рассказывали друг другу занимательные приключения, случавшиеся с каждым за его охотничью жизнь, как вдруг с вершины одного из самых высоких склонов послышался какой-то отдаленный звон, словно там зазвенел колокольчик барана-вожака. Чередуясь с шепотом ветра, колыхавшего листья деревьев, звон приближался. И точно — то было стадо.

Из зарослей лаванды и тимьяна выскочило сто белоснежных ягнят, которые стали спускаться на противоположный берег ручья; за ними следовал пастух в низко надвинутом капюшоне, защищавшем его от прямых лучей солнца; за плечом у него, на длинной палке, висел узелок.

— Кстати, о необыкновенных приключениях, — воскликнул, увидев его, один охотник, обращаясь к своему хозяину. — Вот вам пастух Эстебан, который с недавних пор стал еще глупее, чем был от рождения, хотя и того хватало. Он может вас потешить рассказом о причинах своих постоянных страхов.

— Что же такое случилось с беднягой? — спросил, заинтересовавшись, дон Дионис.

— Так, ерунда! — беспечно отвечал охотник. — Хотя он и не в Страстную пятницу родился, и особым знаком не отмечен, и с чертом не водится, что видно по его набожности, но все же почему-то одарен самой чудесной способностью, какою не обладал ни один человек, кроме разве царя Соломона, понимавшего, как говорят, даже язык птиц.

— Что же это за чудесная способность?

— Он клянется и божится, — продолжал охотник, — что олени, которые живут у нас в горах, сговорились не давать ему покоя. А еще забавнее — что он не раз слышал, как они совещались, чем бы провести его и одурачить, и, сделав это, хохотали вовсю.

Между тем Констанса — так звалась прекрасная дочь дона Диониса — подошла к охотникам. По-видимому, ей очень хотелось узнать необыкновенную историю Эстебана, и один охотник направился туда, где пастух поил стадо, чтобы привел дурня к своему сеньору. Заметив, что бедняга смущен и растерян, дон Дионис поспешил его ободрить, благосклонно улыбнулся и поздоровался с ним, называя по имени.

Эстебану было лет девятнадцать-двадцать; коренастый, с небольшой головой, как бы ушедшей в плечи, маленькими голубыми глазками, робким и тупым взглядом, характерным для альбиносов.[40] Нос у него был плоский, губы толстые, рот всегда открытый, лоб низкий, кожа белая, но опаленная солнцем; волосы падали ему на глаза и торчали жесткими рыжими прядями, похожими на конскую гриву.

Таков был Эстебан с виду; что же до души и разума, мы вправе сказать, не страшась возражений даже с его стороны, что он был поразительно прост, хотя и себе на уме, и с хитрецой, как подобает крестьянину.