Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [16]
Когда поутру, на рассвете, ты видел, как я беру самострел и отправляюсь в горы, я уходил не для того, чтобы блуждать по склонам и охотиться; я сидел на берегу ручья, искал в его водах… сам не знаю что… В тот день, когда я перепрыгнул ручей на своей Молнии, мне показалось, будто в его глубине блеснуло нечто странное, необыкновенное… женские глаза.
Может, то был лишь солнечный луч, сверкнувший в пене вод; может, цветок, плавающий среди водорослей и похожий на изумруд, — не знаю; мне показалось, что я встретил чей-то взгляд; взгляд, который зажег в моей груди безумное, неведомое желание: встретить женщину с такими глазами. Чтобы ее найти, я и ходил туда изо дня в день.
Наконец, однажды под вечер… точно во сне… но нет, это правда, я уже говорил с ней много раз, как теперь говорю с тобою… однажды под вечер я нашел на этом месте женщину, чью красоту не берусь описать, женщину в длинных одеждах, которые спускались к самой воде и даже плыли по ней. Ее волосы были точно из золота; ее ресницы сияли, как лучистые нити, а из-под ресниц беспокойно глядели глаза, уже виденные мною… Да, те самые глаза, что врезались мне в память, глаза невероятного цвета…
— Зеленые! — воскликнул Иньиго в глубоком ужасе и быстро выпрямился.
Фернандо посмотрел на него, как бы удивляясь, что тот досказал его мысль, и спросил беспокойно и все же радостно:
— Ты ее знаешь?
— О нет! — отвечал охотник. — Избави меня Господь! Но мои родители, запрещая мне приближаться к этому месту, повторяли тысячу раз, что у духа, призрака, демона или женщины — словом, у того, кто обитает в этих водах, зеленые глаза. Заклинаю вас всеми, кого вы любите, не возвращайтесь к источнику! Рано или поздно вас настигнет мщение, и вы заплатите смертью за то, что осмелились возмутить его воды.
— Всеми, кого я люблю! — пробормотал молодой человек, печально улыбаясь.
— Да, — продолжал старик, — ради ваших родителей, ради вашего долга, ради слез той, кого небо предназначило вам в супруги, и слез старого слуги, который видел, как вы родились…
— Знаешь ли ты, кого я люблю больше всего в свете? Знаешь ли, за что я готов пожертвовать любовью отца, поцелуями матери, ласками всех женщин на земле? За один взгляд, за один взгляд этих глаз![28].. Как же я могу не искать их?
Фернандо произнес эти слова таким голосом, что слезы, дрожавшие на ресницах Иньиго, тихо покатились по его щекам, и он мрачно воскликнул:
— Да исполнится воля Божья!
— Кто ты? Откуда ты? Где живешь? Изо дня день прихожу я сюда и не вижу ни коня, который привез тебя, ни слуг, которые принесли носилки. Разорви же таинственный покров, окутывающий тебя мраком. Я люблю тебя, и кто бы ты ни была — благородная ли дама или простая крестьянка, — я буду твоим, твоим навеки…
Солнце спряталось за вершиной горы; тени быстро спускались по ее склонам; ветер стонал в тополях у источника, и туман, подымаясь от озера, уже обволакивал береговые скалы.
На одной из них, как бы готовой обрушиться и глубину вод, отражавших ее, наследник Альменаров, дрожа, на коленях перед своей таинственной возлюбленной тщетно пытался вырвать у нее тайну.
Она была прекрасна, прекрасна и бледна, как алебастровая статуя. Один из ее локонов спускался на плечи и скользил меж складками покрывала, точно солнечный луч меж облаков; окруженные золотистыми ресницами глаза ее сверкали, словно два изумруда, оправленные в золото.
Когда молодой человек замолчал, губы ее зашевелились, будто она собиралась заговорить, но раздался только вздох, легкий, как вздох волны, что умирает в тростниках, гонимая ветром.
— Ты не отвечаешь мне! — воскликнул Фернандо, обманутый в своих надеждах. — Ты хочешь, чтобы я поверил слухам? О нет! Говори со мной! Я желаю знать, любишь ли ты меня; я желаю знать, могу ли я любить тебя, женщина ли ты…
— Или демон?.. А если бы и так?
Фернандо с минуту колебался; холодная дрожь пробежала по его телу; зрачки расширились; еще пристальнее глядя в глаза красавицы, очарованный их мерцающим блеском, почти обезумев, он воскликнул в порыве страсти:
— Если ты и демон, я все равно любил бы тебя… любил, как люблю, как велит мне любить судьба, дольше жизни, если только есть что-нибудь дольше!
— Фернандо, — произнесла красавица, и голос ее звучал как музыка, — я люблю тебя больше, чем ты меня; я — дух, снисходящий до смертного. Я не такая, как земные женщины; я достойна тебя, стоящего выше других. Я живу в глубине этих вод, бесплотная, как они, изменчивая и прозрачная; я говорю их журчанием и колеблюсь вместе с их волнами. Я не караю того, кто осмелится возмутить источник, в котором я обитаю; нет, я награждаю его любовью, ибо он выше суеверий толпы и способен понять мою таинственную нежность.
Пока она говорила, юноша, погруженный в созерцание ее неземной красоты, подходил все ближе к краю утеса, как бы влекомый неведомой силой. Женщина с зелеными глазами продолжала:
— Смотри! Видишь светлое дно озера, видишь широкие зеленые листья, что движутся в глубине? Они подарят нам ложе из изумрудов, а я… я подарю тебе невиданное блаженство, о котором ты грезил в жарком бреду, — блаженство, какого никто тебе не подарит… Приди! Озерный туман расстилается над нами, как льняной шатер… Воды призывают нас непонятными голосами, ветер заводит в тополях любовную песнь… Приди же!.. Приди!..
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.