Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [11]
Облако ладана голубоватым туманом заполнило все пространство церкви, взволнованно и мерно зазвенели колокола, маэстро Перес возложил свои дрожащие от волнения руки на клавиши оргáна.
Сотней голосов отозвались трубы инструмента, разом слились в один дивный пронзительный аккорд и смолкли, постепенно затихая, словно молния или стремительный порыв ветра, отдаленным эхом, дыханием многократно отзываясь под сводами храма.
Первому аккорду, подобному голосу, вопрошающему с грешной земли горние выси, отвечал далекий и нежный глас, с каждым новым мгновением рос и креп, прежде чем превратился в мощный громоподобный поток небесной гармонии. Так поют пречистые ангелы, спускающиеся из заоблачных далей в наш мир.
Затем послышались дивные далекие гимны огненных серафимов. Тысячи тысяч гимнов соединялись в единый голос, но и он оказывался всего лишь, пусть и чýдным, аккомпанементом удивительной надмирной музыки, что растекалась океаном чудесного и таинственного эха, подобно лоскутам облаков, стелющихся над морскими волнами.
Один за другим стихали голоса. Мелодия с каждой нотой становилась все проще и невесомее. Теперь лишь два голоса перекликались и переплетались между собой. Наконец остался один-единственный, пронзительный и утонченный, словно блестящий луч солнца во тьме… Священник склонил чело, и над его седой главой, немного голубоватой в мареве курящеюся ладана, пред глазами паствы явился Агнец. И в тот же самый миг мелодия сверкнула трелью, стала расти, шириться, наливаясь силой; трель разорвала мощью гармоний незыблемый покой храма. Приделы вздрогнули, зазвенели, откликаясь на гром аккордов, им вторили витражи цветного стекла, они вздрогнули и запели в своих узких стрельчатых проемах.
Каждая крохотная искорка, стремительная и невесомая нота, слагала дивный аккорд, плела чудесную мелодию, которая исподволь, издалека рождалась из тишины небытия, наплывала, заполняла собой все свободное пространство и пела на разные голоса, будто это пела и не нота, не мелодия, не музыка вовсе, а сами воды и птицы, порывы ветра и листва, люди и ангелы, грешная земля и чистые небеса — все они, каждый на своем наречии, своим языком, слагали великий и могучий гимн во славу рождения Спасителя.
Ошеломленная и безгласная толпа внимала молча. Слеза наполнила глаза, напряженный, чистый и мощный дух стеснил грудь. Священник в алтаре почувствовал нарастающую дрожь в руках, почувствовал, как Он сошел на них, Он их коснулся — Тот, кого славили и люди, и архангелы, Тот, кого и люди, и архангелы нарекли своим Богом, Тот, кто был и его Богом, — тогда привиделось ему, будто отверзлись небеса и Агнец свершил преображение.
Оргáн все еще пел, но голос его постепенно угасал, подобно страннику, медленно и неустанно спускающемуся по несчетным ступеням бесконечной лестницы, словно возглас, тающий эхом в необозримой дали, оргáн все еще пел, как вдруг на хорах раздался душераздирающий крик, отчаянно и высоко вскрикнула женщина.
В трубах заклокотали странные, резкие ноты, похожие на сдавленные рыдания.
Толпа ринулась к лестнице, ведущей на хоры, остальные, те, что стояли поодаль, застыли в неподвижности, переполненные сладостным благоговением, с тревогой они обернули взоры на шум.
— В чем дело? Что случилось? — переспрашивали прихожане друг друга, но никто ничего толком не знал и дать ответ тоже не мог, все оставались в недоумении, беспокойство и глухой рокот нарастали, угрожая разбить благоговейное напряжение духа, нарушить и сам порядок в храме.
— Что бы это все значило? — вопрошали дамы кавалера, предводительствовавшего теми, кто поддерживал порядок в церкви. Одним из первых поднялся он на хоры, а спустившись, бледный, в глубокой грусти, твердым шагом направился к архиепископу, который пребывал в гнетущей тоске, — он, как, впрочем, и все прихожане, нетерпеливо ожидал известий, что же стало причиной столь странного происшествия.
— Что там?
— Маэстро Перес только что скончался.
Прихожане, поднявшиеся на хоры, увидели бедного органиста, упавшего лицом на клавиши старинного инструмента, а тот все еще вибрировал; подле покойного, склонившись к коленям отца, дочь маэстро с величайшим трудом сдерживала стон и рыдания.
— Добрый вечер, моя дорогая донья Бальтасара. Вы сегодня пойдете на Рождественскую службу? Что до меня, то мне не терпится поболтать с прихожанами. Такое приключилось… Куда это Висенте пошел? Куда вообще все пошли? Скажу вам по правде, что касается маэстро Переса, у меня сердце ёкнуло, когда я только-только вошла в церковь Святой Инессы… Бедняжка! Истинно святой! А еще я вам скажу, я храню, словно бесценную реликвию, лоскуток его камзола, он заслужил это… к тому же, по воле Господа, верю всей душой, ведь сам монсеньор архиепископ рукоположил маэстро, уверена, наши внуки еще увидят его среди святых… Так и будет!.. Вот ведь чудо — эта новость!.. ну, вы меня понимаете. Как?!. Вы не знаете, что случилось? Что правда, то правда, только об этом и судачат повсюду, и в доме, и в церкви, без умолку, ничего не боятся… ну а я что, нос по ветру, ушки на макушке, там словечко подхвачу, здесь словечко услышу… нет, что вы, без всякого усилия, особо и не стараюсь, все так, само по себе, просто я обычно в курсе последних событий…
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Австрия, Албания, Англия, Бельгия, Болгария, Венгрия, Германия, Греция, Дания, Ирландия, Исландия, Испания, Италия, Нидерланды, Норвегия, Польша, Португалия, Румыния, Финляндия, Франция, Чехословакия, Швейцария, Швеция, Югославия / Вступ. статья С. Небольсина.Составление: В. Богачева (Финляндия), И. Бочкаревой (Исландия), С. Беликовского (Франция), Е. Витковского (Австрия, Бельгия, Нидерланды, Швейцария), Н. Глен (Болгария), А. Дмитриева (Германия), И. Ивановой (Чехословакия), С. Ильинской (Греция), К. Ковальджи (Румыния), А. Романенко (Югославия, лужицкосербские поэты), О. Россиянова (Венгрия), Е. Ряузовой (Португалия), Ал. Сергеева (Дания, Норвегия, Швеция), Т. Серковой (Албания), Б. Стахеева (Польша), Н. Томашевского (Испания, Италия), Д. Урнова (Англия).Примечания: В. Вебера (Австрия, Швейцария), Т. Серковой (Албания), Л. Володарской (Англия, Ирландия), В. Белоусова (Бельгия, Нидерланды), В. Злыднева (Болгария), О. Россиянова (Венгрия), А. Гугнина (Германия), А. Романенко (лужицкосербские поэты, Югославия), С. Ильинской (Греция), Ал. Сергеева (Дания, Норвегия, Швеция), И. Бочкаревой (Исландия), А. Грибанова (Испания), Н. Котрелева (Италия), Б. Стахеева (Польша), Е. Ряузовой (Португалия), К. Ковальджи (Румыния), В. Богачева (Финляндия), Юл. Гинзбург (Франция), И. Ивановой (Чехословакия), К. Панас (к иллюстрациям).Авторы: Иоганн Майрхофер, Иосиф Христиан Цедлиц, Франц Грильпарцер, Николаус Ленау, Иоганн Непомук Фогль, Адальберт Штифтер, Анастазиус Грюн, Мориц Гартман, Роберт Хамерлинг, Мария фон Эбнер-Эшенбах, Фердинанд фон Саар, Иероним Де Рада, Зеф Серембе, Винченц Стратико, Наим Фрашери, Филипп Широка, Томас Гуд, Альфред Теннисон, Вильям Мейкпис Теккерей, Роберт Браунинг, Эмили Джейн Бронте, Эрнест Чарльз Джонс, Мэтью Арнольд, Данте Габриэль Россетти, Джордж Мередит, Вильям Моррис, Альджернон Чарльз Суинберн.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.