Черти - [25]

С таким соперником предстояло сразиться Клаве, и она с самого начала поняла, что неминуемо погибнет. Она поднялась повыше, дрожа от холода, и понимая, что сектор молочного света скоро остановится на ней. Что будет потом, Клава не знала, но предчувствовала, что будет конец. И в самом деле, «Товарищ Свердлов» мог поражать воздушные цели, к примеру, посланные коварными английскими эксплуататорами самолеты, при помощи электрического разряда в невообразимое количество вольт, который создавал, используя землю и небо в качестве пластин гигантского конденсатора. Терпко горя от щемящего влечения к смерти, Клава устремилась ей навстречу, не в силах дожидаться обнаружения и терпеть холодный ветер небесных высот.

— Ну, давай, — шепнула она. — Чего ты ждешь?

Стена света метнулась и застыла на ней всей своей толщиной, и Клава летела теперь в сияющем тумане, совершенно ничего не видя. С дробным, колющим слух гудением бронепоезд стал аккумулировать энергию для удара. В далеком Кремле, на заседании Совнаркома, оратор нервно потер рукой лоб, сдвинув на нос пенсне, заспанные глаза слезились, расплывались буквы на листке.

— Цель наша, товарищи, — медленно проговорил он.

— Ну, давай, — снова нетерпеливо шепнула Клава, стремительно падая с высоты, как черный сокол. Свет разгорался все ярче, там, впереди было спрятано в тумане ослепительное солнце. — Ну, что же ты?

— Цель наша, товарищи, — все еще говорил оратор.

— Всунь, — сцепив зубы, процедила Клава, и тут она заметила в неподвижности света мерную пульсацию, которая выдавала жизнь. «Жизнь», — подумала Клава, — «это надежда. Жизнь — это куколка смерти». И она резко повернула линию полета, чтобы пройти выше источника света, над хребтом застывшей машины.

— В том, чтобы нанести решительный удар! — вскрикнул оратор, ударив кулаком по столу.

Небо раскололось за спиной Клавы, наотмашь хлестнув ветвящимся огнем по спине покорно склонившейся земли. Земля взревела.

— Удар, который сломит наших врагов раз и навсегда! — вопил человек в сверкающем пенсне, задрав голову к потолку. Свет стекол ослепил Клаву, боль была такой, словно ей воткнули гвозди в глаза.

— Клох! Клох! Клох! — заклекотала она, проносясь над бронепоездом, сердце которого начало бить чаще, и в биении том было море ярости, Гнев Божий.

— Мы не остановимся ни перед чем, мы сметем их с лица земли! — неистово визжал козлобородый, уткнув большие пальца, как копыта, в стол. — Их нужно уничтожить!

— Клох! — плюнула кровью Клава, улетая в сторону, где почувствовала шелест и поднимающуюся в ноги росистую прохладу зеленой ржи.

— Насмерть! — вопил оратор. — Вот требование насущного момента! Наш лозунг — бить насмерть!

С грохотом бронепоезд сошел с рельс и двинулся за Клавой, зигзагами летящей низко над рожью. С башни на втором вагоне хрипло заколотил пулемет. Упершись босыми ногами в раскаленное нутро машины, братья Рагозины рванули насосные колеса, дико хохоча от томления по настоящему труду. «Товарищ Свердлов» брал разгон.

— Очень вегно, товагищ Свегдлов! — крикнул с места лысоватый человек в расстегнутом пиджаке, которого Клава еще не знала. — Именно насмегть!

Бронепоезд шел на выпускаемом под себя огне, непрерывно ускоряясь.

— Степа! — жадно гаркнул Матвей Рагозин, напрягая узлы мышц. — Поддай!

— Эх! — взвыл Степан, дернувшись и налегая на колесо.

— Поддай, Степа!

— Эх! — ухнул Степан. — Крути, Матя!

Клава летела изо всех сил.

— Смерть врагам мирового пролетариата! — вздел руки над столом человек в огненном пенсне. — Когда судьба всего человечества в опасности, не время разбираться, по какой причине отдельная личность стала по другую сторону баррикад!

Бронепоезд достиг бешеной скорости, и Клава уже не слышала его звука, только радиальное биение атомного сердца, проходящего пространство еще стремительнее, как свет. Все внутри у Клавы болело от ужасного антигравитационного напряжения.

— Революция — это лавина! — стукнул пальцами в стол Свердлов. — Она должна быть беспощадной!

Клава крутнулась и затрепетала в вихре печной волны, гонимой бронепоездом впереди себя. Она увидела сжигающие душу глаза за ослепительными стеклами пенсне, пронизывающие материю мирового сознания великой, сверхнаучной мудростью, и этого ей было достаточно.

— Клох, — нанесла удар Клава, и все, что только оставалось у нее живого внутри, вложила она в этот решающий удар.

Человек в слепящем пенсне повалился грудью на стол. Кровь изо рта его выплеснулась, забрызгав лежащие вокруг бумаги, руки и лица членов ВЦИК. Под ударом одеревеневшей головы пенсне разбилось на мелкие осколки.

— Сгоело сегце Якова, — с тяжелой скорбью произнес Ленин.

Здание вздрогнуло от далекого титанического взрыва, зазвенели окна. Над ржаными полями, где-то на востоке, вспыхнуло рукотворное солнце, погубив в себе скорую победу коммунизма по всей земле. Никто не видел его в опустошенном голодом и войнами краю, только собакоголовый Петька, оскаливший из ржаных стеблей окровавленную свою пасть, да еще мертвый Трифон Аз, при падении с дрезины сломавший себе шею. Даже Клава не видела созданного ею солнца, потому что безграничный свет погрузил ее во тьму.