Черта - [110]

Мы так подробно остановились на этом моменте потому, что даже от историков часто приходится слышать: «Фактически черта оседлости была отменена в годы войны». Однако было ли разрешение евреям проживать во внутренних губерниях в полном смысле отменой Черты? Действительно, правительство, получив обращение Еврейского комитета помощи жертвам войны, издало циркуляр от имени министра внутренних дел. Этот невысокого ранга документ, принятый в чрезвычайных условиях военного времени, разрешал не соблюдать норму закона о проживании евреев исключительно в черте оседлости. Но ведь запреты на проживание в обеих столицах и еще в ряде местностей сохранялись! Более того, циркуляр юридически не отменял предыдущие законы: он сам не имел в общепринятом смысле статус закона, поскольку был издан без обсуждения и утверждения Думой (где еще неизвестно как к нему отнеслись бы). Циркуляр гласил: «…ввиду чрезвычайных обстоятельств военного времени и впредь до общего пересмотра в установленном порядке действующих о евреях узаконений…». Логично предположить, что с окончанием чрезвычайных обстоятельств этот документ мог быть легко объявлен утратившим силу и в действие снова вступили бы основные законы империи.

Впрочем, говорить об этом мы можем только в сослагательном наклонении, ибо возврата к довоенным законам не случилось: отмененными оказались не временные имперские циркуляры, а сама империя.

Так или иначе, но существовавший на тот момент в России тип власти не предполагал смены политического курса под давлением критики, внутренней ли она была или зарубежной. И допуск евреев во внутренние губернии был всего лишь попыткой найти ситуативный выход в условиях военного кризиса. К уравниванию евреев в правах с другими народами страны циркуляр августа 1915 года отношения не имел.

Но они все же получили равные права, и случилось это всего двадцать месяцев спустя, когда в результате Февральской революции ушла в небытие сама государственная система, породившая черту оседлости.

Стремительность и бесконфликтность процесса отмены национальных ограничений поражает. В первый же документ новой власти – Декларацию Временного правительства от 3 марта 1917 года (на следующий день после отречения Николая II) был включен пункт 3 – о намерении руководствоваться необходимостью отмены всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. Конкретное воплощение должно было вскоре последовать – в виде законов и подзаконных актов.

Об отдельных мерах члены правительства заговорили буквально в следующие дни: военный министр предложил разрешить производство евреев в офицеры, министр просвещения заявил о необходимости отмены процентной нормы, министр торговли и промышленности вспомнил о законах, ограничивающих еврейское предпринимательство в ряде сфер.

Но главный документ предстояло разработать в министерстве юстиции, и к его составлению приступили незамедлительно. Министр Керенский создал комиссию, готовившую постановление при участии уже упомянутого выше Политического бюро при еврейских депутатах. В состав бюро также входили юристы, с помощью которых были выявлены и определены многочисленные статьи и пункты законов Российской империи, отмена которых была необходима для уравнивания всех народов в гражданских правах. Особенностью документа стало то, что он не сводился к декларации общеполитического или общеюридического характера, которая бы просто гласила, что «…все установленные действующими узаконениями ограничения в правах российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности, отменяются». Напротив, авторы дополнили это заявление, позволявшее не исполнять любой дискриминационный по отношению к евреям закон, конкретным, исчерпывающим списком того, какие именно ограничения упраздняются.

Всего в Постановлении об отмене вероисповедных и национальных ограничений, принятом 20 марта 1917 года, содержится 9 статей, объединяющих те или иные группы отменяемых ограничений. Первое место занимает упразднение собственно Черты (отмена ограничений жительства, водворения и передвижения). Далее следуют статьи о профессиональных занятиях, о хозяйственной и торговой деятельности, о государственной гражданской и военной службе, о поступлении в учебные заведения всякого рода, об использовании национальных языков. Затем – длинный перечень пунктов конкретных указов и законов, в которые вносятся изменения, – всего около 150. Мы видим, таким образом, что постановление стало результатом добротной работы юристов, сумевших за короткий срок составить документ, исключавший толкования и разночтения, делавший невозможным отказ от его исполнения по формальной причине «противоречия действующему законодательству».

Читая постановление, нельзя не обратить внимание на одну важную деталь: в нем в качестве «благополучателей» нигде не упоминаются конкретно евреи. Между тем рассмотрение конкретных пунктов, параграфов и статей законов Российской империи, в которые вносились изменения, наглядно показывает, что речь шла именно об антиеврейских положениях законодательства. Объяснение этому парадоксу дали позднее сами авторы документа: они действительно хотели, чтобы постановление воспринималось как документ общероссийского масштаба, обеспечивающий права всех конфессий и национальностей и не привлекающий отдельного внимания к еврейскому народу, живущему в непростом окружении. К тому моменту еще не стерлись в памяти события осени 1905 года, когда дарование свобод сопровождалось многочисленными погромами и ненавистью к евреям. Свежи были и воспоминания о спорах времен II Думы, когда суть проекта о национальном равенстве была перечеркнута одной короткой вставкой: «кроме евреев». Вот почему на этот раз юристы-евреи решили подстраховаться, совмещая общенациональные декларации с десятками конкретных примечаний, вычищавших из законодательства антиеврейские статьи.