Черт - [7]

Женщины выразительно переглянулись. Как могло получиться, что

Алкиной дочери досталась Светина болезнь, объяснению не подлежало.

Что-то есть в мире, кроме родства по крови, и оно бывает посильней обычных связей. Начитанная Света посмотрела на поцарапанный шкаф…

Да, друг Горацио, такое мудрецам и не снилось…

– А как Станко? – Раевская спросила осторожно, точно заранее знала ответ.

– Ты же знаешь.

– Да уж знаю, – сочувственно вздохнула Алка и вдруг понесла такое, что Света усомнилась, можно ли ей вообще доверять ребенка.

По Алкиным словам выходило, что Станко – слуга, выполняющий приказы.

Промежуточное создание, которых часто используют для поручений. Один раз ему велели поступить так, а другой – иначе. Это не его воля, и

Света тут ни при чем.

Выслушав бред, Света съязвила, что как-то не замечала за собой опеки со стороны сверхъестественного мира. Что вряд ли кто-то о ней печется настолько, чтобы давать поручения. Станко вернулся в семью, вот и все.

Но Алка, покраснев от Светиного недоверия, настаивала, приводила примеры того, как люди служат, сами не зная об этом, и это наводило на подозрения. Слишком горячо та защищала смотрителя.

– С этим покончено, – отрезала Света. – Больше никаких заграниц и безумий. У нас ребенок болен. Поищи варианты, ладно?

– Ладно, – послушно сникла Алка.

Света купила виллу “Анастасия” в конце августа. Взяла на работе отпуск за свой счет, наняла строителей, провела водопровод и завела садовника Марата. Когда до смерти уставала, сидела в гамаке, курила, болтала ногами и, сощурившись, презрительно наблюдала, как мужчины работают. Улетев назад, раздумывала, что хорошо бы купить самолет, чтобы не платить авиакомпаниям, а летать в Крым когда вздумается, например по выходным.

На следующий год она взяла в Крым всю семью вместе с Веселовым, правда, вскоре пожалела. Женщины работали в саду и готовили пищу, а художник таскался в город, наливался вином из бочек и исполнял репертуар Земфиры. От его воя сводило скулы. В одно из воскресений

Марат заволок вкрученного Веселова в машину, отвез в аэропорт и, купив билет, стерег до самой посадки. Улизнуть от татарина не удалось, и гордость художника пострадала. Как только женщины вернулись из Крыма, уязвленный Веселов навестил Свету.

– Что, – спросил он, – развлекаешься с татарами? С иностранцами не выгорело? И не могло. Тебе нужен раб, а не мужчина…

– Не твое собачье дело, – отрезала Света.

– Только не думай, что решаешь ты. Все решает моя жена. Твою жизнь она давно расписала. Сказала Станко, что у тебя хламидиоз, вот и все. Очень просто.

Света недоверчиво посмотрела на Веселова.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ей это?

– Она считает, что ты ее предала. Приревновала тебя к Станко.

Думаешь, Алка любит меня? – сощурился Веселов. – Хрен! Она любит тебя и зависит тоже от тебя. Феминистки проклятые, суфражистки, плохие тетки… Все для вас лакеи. Не угодил – сразу выкидывать, как щенка. Жлобство это, – упрекнул Веселов.

Разговор этот выбил Свету из колеи. Вылетела она в очень странную сторону, в пустоту. В голове у нее помутилось от ненужных, ни к чему не ведущих мыслей. Каждый день она думала о Станко, а об Алке с

Марусей совершенно забыла. Их жизнь без постоянной опеки начала заваливаться, но Света ничего не замечала. Это не было местью, просто она была сама не своя. Потеряла себя, и все валилось из рук.

Приходила Алка и просила прощения. Все сделал тот черт, которого

Света притащила с мойки, уверяла она.

– Нет, – возражала Света. – Не надо приплетать черта. Это сделала голая нужда. Если бы ты не нуждалась в моей помощи, ты бы так не поступила.

– Не в помощи. И не в деньгах. В тебе, – заклинала Алка, но Света оставалась непреклонно-задумчивой. Ее ясные представления о том, как устроен мир, обвалились, как гнилой забор. Теперь она презирала свои благодеяния, которые оказались дутой гордыней, не хотела видеть ни

Веселова, ни Алку, ни Марусю и с мучительно-сухой, бесслезной тоской вспоминала остров. Тосковала по острову, где однажды цвела, как роза.

Осенью в офисе появился мистер Домби. Вид у него был странноватый: ботинки не блестели, волосы, прежде гладко уложенные гелем, разлетались.

– Светлана Валерьевна, я хочу снова к вам на работу, – заявил он, рухнув в кресло.

– А аллергия? – спросила Света.

– Прошла. – Он улыбнулся. – Бесследно.

Свету слегка тревожила вина перед Домби, и потому дело легко решилось в его пользу. Ему повезло: он пришел, когда она не понимала, где право, где лево, где черное, где белое, боялась ошибиться, опасалась принимать решения, ощущая, что внутри нее какой-то кисель из медуз. Она свалила на него проблемы “Любимой игрушки”, и вскоре он приобрел фирменный голубоватый оттенок лица.

За год выяснилось, что мистер Домби отлично варит кофе, курит те же сигареты, что и она, и с ним легко ладить. Когда Света спросила, что за превращение произошло с ним, пока они не виделись, он удивленно заявил, что хотел задать ей тот же вопрос. Но совсем странное произошло летом, когда он вдруг заявил, что хочет в отпуск.

Желательно на остров.

Удивленная Света первый раз за полгода отправилась в гараж. “Мазда” встретила ее стонами радости. Из гаража она поехала к Алке, и стоны повторились. Гостья сидела, бессмысленно улыбалась, понимая, что не купила Марусе подарка, ну и ладно, все и так хорошо, и ощущала, что кисель внутри постепенно отвердевает, превращаясь в компост, и там начинает прорастать крепкое маленькое дерево.