Черный воздух. Лучшие рассказы - [167]

– Во время зимнего солнцестояния заходящее солнце опускается за горизонт прямо напротив входа, освещая заднюю стену главной камеры, – оглянувшись, пояснила экскурсовод.

Ее «левисы» были новенькими, будто только что из магазина.

Главная камера гробницы поражала высотой свода.

– Ого, – выдохнул Фрэнк, выпрямившись и оглядевшись вокруг.

– Да, велика, – согласилась экскурсовод и принялась небрежно, по-домашнему, рассказывать о гробнице.

Стенами ей служили плиты вездесущего песчаника, вход обрамляли несколько чудовищных каменных монолитов. И – вот неожиданность: в двенадцатом веке (спустя четыре тысячи лет после постройки!) в гробницу вломился отряд скандинавских мореплавателей. Моряки просидели внутри трое суток, пережидая шторм, а ради времяпровождения вырезали на стенах руны, надписи, благодаря чему об этой истории и стало известно.

– «Счастлив тот, кто находит великие сокровища», – перевела девушка, указывая на строки. – А вот здесь: «Нет в мире женщины прекраснее Ингрид».

– Шутите?

– Так здесь написано. А вот сюда поглядите: тут и рисунки есть.

С этим экскурсовод указала на три изящные линейные фигурки, по всей вероятности, высеченные в камне лезвиями топоров – моржа, нарвала и дракона. Всех трех зверей Фрэнк уже видел в керкуоллских магазинах, вычеканенных из серебра – хочешь, в ухе носи, а хочешь, на шее.

– Просто прекрасно, – сказал он.

– Верный глаз был у этого викинга.

Зверей Фрэнк разглядывал долго, а после еще раз обошел камеру, чтобы взглянуть на руны. Многозначительный алфавит – угловатый, суровый… Экскурсовод, по всему судя, никуда не спешила и на вопросы отвечала весьма обстоятельно. Экскурсоводом она работала в летнее время, а зимой шила килты и свитера. Да, зимы темны, но не слишком-то холодны. Средняя годовая температура – около тридцати.

– Здесь так тепло?

– Да. Гольфстрим, понимаете? Оттого и в Британии настолько тепло, и, кстати сказать, в Норвегии.

В Британии так тепло…

– Понимаю, – осторожно согласился Фрэнк.

Оказавшись снаружи, он заморгал, сощурился в лучах яркого солнца, не так давно миновавшего зенит. Он только что вышел из гробницы, построенной пять тысячелетий назад. Внизу, у озера, виднелись стоячие камни обоих кромлехов. Нет в мире женщины прекраснее Ингрид… Отсюда Круг Бродгара казался кольцом черных точек близ серебристой глади воды. Еще один мемориал, только о чем он должен был напоминать, давным-давно позабыто. О великом вожде; о смерти одного года и рождении следующего; о луне, солнце и планетах вокруг или о чем-то ином, куда проще? «Вот они, мы», – чем плохо?

Судя по солнцу, до вечера было еще далеко, и потому Фрэнк здорово удивился, взглянув на часы. Как, уже шесть? Потрясающе. Да это ведь все равно, что его процедуры! Только лучше: свежий воздух, солнце, ветер… Что, если лето проводить на Оркнеях, а зиму на Фолклендах – там, говорят, почти то же самое?

Снова доехав до Керкуолла, он поужинал в ресторане отеля. Официантка, рослая, симпатичная женщина лет сорока, спросила, откуда он, а Фрэнк расспросил ее, когда ждать наплыва туристов (в июле), сколько в Керкуолле жителей (наверное, тысяч с десять) и чем она занимается в зимнее время (счетоводством). Ужин состоял из поджаренных гребешков и бокала белого вина. Покончив с едой, Фрэнк вернулся в «сьерру» и развернул карту. Ночевать он предпочел бы в машине, но укромного места для стоянки пока присмотреть не успел.

Северо-западная оконечность Мейнленда выглядела весьма многообещающе, и потому он вновь пересек остров, еще раз миновав Стеннесс и Бродгар. Камни Бродгара чернели над западным горизонтом, окаймленные оранжевым, розовым, белым и пурпуром.

В самом северо-западном уголке острова, на мысу Баккой, обнаружилась небольшая автостоянка, совершенно безлюдная поздним вечером. Великолепно. От подножия мыса тянулась вдаль перемычка, низинка, в этот час залитая приливом, а в сотне ярдов за ней возвышался островок под названием Бро-оф-Берсей, плоская глыба песчаника, наклоненная к западу так, что со стоянки ее вершина была видна целиком. У ближнего берега островка среди зеленой травы темнели руины и домик музея, а на западной его оконечности имелся небольшой маяк. Определенно, завтра на все это стоило взглянуть поближе.

К югу от мыса западный берег острова плавной дугой изгибался назад, образуя широкую, открытую всем ветрам бухту. За бухтой виднелись прекрасно сохранившиеся развалины дворца шестнадцатого века. Заканчивалась бухта утесом под названием Марвик-Хед, а на вершине утеса стояла башня, с виду похожая на еще один брох, но оказавшаяся, как гласил текст путеводителя, Мемориалом Китченера. Именно здесь, невдалеке от берега, в 1916-м, подорвавшись на мине, затонул крейсер королевского флота «Хэмпшир», а с ним погибли в воде шестьсот человек, включая Китченера.

Как странно было все это видеть… Еще пару недель (а будто бы пару лет) назад Фрэнк читал о том, что немецкие солдаты на передовой, узнав о гибели Китченера, от радости принялись звонить в колокола, колотить о сковороды и котелки, и этот звон разнесся вдоль немецких траншей от бельгийского берега до швейцарской границы.