Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных - [12]

Ян жалобно застонал и закрыл рукой глаза.

— Ах, ты закрываешь глаза, — сказал один из солдат гражданской милиции, — так я тебе их выколю!

И он ткнул ему в лицо острие пики — тотчас же брызнула кровь.

— Брат! — воскликнул де Витт, пытаясь, хотя кровь заливала ему глаза, разглядеть, что сталось с Корнелием. — Брат!

— Ступай же за ним! — прорычал другой убийца, приставив к виску Яна мушкет и спуская курок.

Но выстрела не последовало.

Тогда убийца повернул свое оружие, обеими руками схватился за дуло и оглушил Яна де Витта ударом приклада.

Ян де Витт пошатнулся и упал к его ногам.

Но, сделав последнее усилие, он тут же поднялся.

— Брат! — воскликнул он таким жалобным голосом, что молодой человек не выдержал и закрыл перед собой ставню.

Впрочем, видеть уже было почти нечего, так как третий убийца в упор выстрелил из пистолета и размозжил Яну череп.

Ян упал и больше уже не поднимался.

Тогда каждый из негодяев, осмелевших, ибо они увидели, что он мертв, стал палить из мушкета в его труп; каждый хотел ударить его дубинкой, шпагой или ножом; каждый жаждал его крови; каждый порывался оторвать лоскут от его одежды.

Потом, когда оба брата были изуродованы и растерзаны, толпа поволокла их голые окровавленные трупы к наспех сооруженной виселице, где добровольные палачи повесили их вниз головой.

Тут на них накинулись самые подлые; живых они не смели коснуться, но зато теперь кромсали мертвые тела: отрезали от них клочки кожи и мяса и расходились по городу продавать куски плоти Яна и Корнелия по десяти су за каждый.

Мы не знаем, видел ли молодой человек сквозь еле заметную щель в ставне конец ужасающей расправы; но в то время, когда вешали тела обоих мучеников, он, пересекая толпу, слишком поглощенную своим веселым делом, чтобы обратить на него внимание, направился ко все еще закрытым воротам Толь-Гек.

— О сударь, — воскликнул привратник, — вы мне принесли ключ?

— Да, дружище, вот он, — ответил молодой человек.

— О, какое несчастье, что вы не принесли ключа хотя бы на полчаса раньше! — сказал, вздыхая, привратник.

— Почему? — спросил молодой человек.

— Тогда бы я мог открыть ворота господам де Виттам. А так, найдя заставу запертой, они должны были повернуть обратно и попали в руки своих преследователей.

— Открывайте ворота, открывайте ворота! — послышался голос какого-то, по-видимому, очень спешившего человека.

Принц обернулся и узнал полковника ван Декена.

— Это вы, полковник? — сказал он. — Вы еще не выехали из Гааги? С большим же запозданием выполняете вы мое распоряжение.

— Монсеньер, — ответил полковник, — я подъезжаю уже к третьей заставе, те две были заперты.

— Ну так здесь этот славный парень отопрет нам ворота. Отпирай, дружище, — обратился принц к привратнику, застывшему в изумлении: он расслышал, как полковник ван Декен назвал монсеньером этого бледного человека, с которым он только что запросто разговаривал.

И, чтобы исправить ошибку, он поспешно бросился открывать ворота заставы, распахнувшиеся со скрипом.

— Не желает ли ваше высочество взять мою лошадь? — спросил Вильгельма ван Декен.

— Благодарю вас, полковник, моя лошадь ждет меня в нескольких шагах отсюда.

И, вынув из кармана золотой свисток, служивший в ту эпоху для зова слуг, он резко и продолжительно свистнул. В ответ на свист прискакал верхом стремянной, держа в поводу вторую лошадь.

Вильгельм, не касаясь стремян, вскочил в седло и помчался к дороге, ведущей в Лейден.

Доскакав до нее, он обернулся.

Полковник следовал за ним на расстоянии корпуса лошади.

Принц сделал знак, чтобы он поравнялся с ним.

— Знаете ли вы, — сказал он, не останавливаясь, — что эти негодяи убили и господина Яна де Витта, как и его брата?

— Ах, ваше высочество, — грустно ответил полковник, — я предпочел бы, чтобы на вашем пути к штатгальтерству Голландией еще оставались эти два препятствия.

— Конечно, было бы лучше, — согласился принц, — если бы не случилось того, что произошло. Но, в конце концов, что сделано, то сделано, не наша в этом вина. Поедем быстрее, полковник, чтобы быть в Алфене раньше чем придет послание, которое, по всей вероятности, Штаты пошлют мне в лагерь.

Полковник поклонился, пропустил вперед принца и поскакал на том же расстоянии от него, какое разделяло их до разговора.

— Да, хотелось бы мне, — злобно шептал Вильгельм Оранский, хмуря брови, сжимая губы и вонзая шпоры в брюхо лошади, — хотелось бы мне посмотреть, какое выражение лица будет у Людовика Солнца, когда он узнает, как поступили с его дорогими друзьями, господами де Виттами. О Солнце! Солнце! Недаром зовусь я Вильгельмом Молчаливым; Солнце, бойся за свои лучи!

Он быстро мчался на добром коне, этот молодой принц, упорный противник короля, этот штатгальтер, еще накануне неуверенный в своей власти, к которой теперь гаагские горожане сложили ему прочные ступеньки из трупов Яна и Корнелия де Виттов — недавних благородных властителей перед людьми и перед Господом.

V ЛЮБИТЕЛЬ ТЮЛЬПАНОВ И ЕГО СОСЕД

В то время как гаагские горожане раздирали на части трупы Яна и Корнелия, в то время как Вильгельм Оранский, окончательно убедившийся в смерти двух своих противников, скакал по дороге в Лейден в сопровождении полковника ван Декена, которого он нашел слишком сострадательным, чтобы и в дальнейшем считать его достойным доверия, каким удостаивал до сих пор, — верный слуга Краке, понятия не имевший об ужасных событиях, свершившихся после его отъезда, тоже мчался на прекрасном коне по обсаженным деревьями дорогам, пока не выехал за пределы города и окрестных деревень.