Черный снег на белом поле - [30]

Шоки, на которых «доводили о кондиции» Америку, очень похожи на наши, отечественные. Управляемый хаос складывался из описанных прессой серийных убийств, массового суицида подростков, сексуальной революции, войны уличных банд, взрыва наркомании и прочего бисера. Однако даже в Америке из танков по Белому дому не стреляли...

Так «сворачивалась» человеческая энергетика.[48] Шоковая терапия красногубого Гайдара, черная копоть на Белом доме, бурая кровь у телецентра... После всего этого митинговое возбуждение спало, Пушкинская площадь опустела. Многие схватили «вирус хронической усталости». Так теперь называют беса немощи, который имплантирован в души миллионов овощеподобных людей.

«Героем нашего времени» стал Леня Голубков. Этого придурошного субъекта и его пышнотелую жену стали рекламировать по телевидению наравне с прокладками «Тампакс» и батончиками «Сникерс». Выведенный из советского человека россиянин должен был стать именно таким. Озабоченным только получением каких-то кредитов и новыми покупками «для дома, для семьи».

Не знаю в каком «тавистоке» придумали этот психологический портрет, но его скорее можно было бы назвать натюрмортом: лежат на зелени подгнивший сморчок и перезрелая тыква — вот вам и Леня Голубков со своей женой Ритой (или как там ее звали?).

Слово натюрморт, между прочим, означает «мертвая природа».

На злобу дня

Напомним, что первоначально террором назывался особый тип ужаса, который овладевал зрителями трагедии в греческом театре. Это был ужас перед небытием, представленным в форме боли, хаоса, разрушения. Трагедия ведь и означает — разрушение прекрасного... «Считается, что осмысление террора посредством театра породило ритуал суда как разновидности театра. Этот театр побеждает террор через закон. Позже, на волне Просвещения, был открыт на Западе мощный метод воздействия на мысли и поведение граждан — террор». [27].

Теперь уже многие поняли: терроризм появляется там, где ему разрешают или даже приказывают возникнуть. С.Кара-Мурза пишет: «...терроризм — средство психологического воздействия. Его главный объект — не те, кто стал жертвой, а те, кто остался жив. Его цель не убийство, а устрашение и деморализация живых...

Есть страх разумный, когда человек верно определяет источник и величину опасности и принимает меры, которые ее снижают. Есть страх неадекватный (невротический), тогда человек или впадает в апатию, или совершает действия, вредные или даже губительные для него самого. Цель террористов — создание именно невротического страха...

Из 15 миллионов водителей России ежегодно гибнет порядка 1 на тысячу. От терактов в 1999 году в России погибло порядка 1 человека на миллион. Но мы ведь не боимся ездить на машине.

Почему же мы не боимся ездить на машине, но боимся террористов? Прежде всего, потому, что сильные мира сего не заинтересованы в том, чтобы мы боялись автомобиля. Поэтому их телевидение не показывает нам с утра до ночи изуродованные трупы жертв автокатастроф. Если бы показывало с той же интенсивностью, как и дело рук террористов, — то мы боялись бы автомобиля панически. Отсюда понятен вывод, давно сделанный учеными: терроризм возник вместе со СМИ и связан с ними неразрывно... В этой акции необходима лишь цепочка: террористический акт — телевидение — воображение — чувства — нужное поведение»...

Телевидение настроено на злобу дня — в прямом смысле.

«Трагическим следствием взрыва жилых домов и созданием телевидением психоза надо считать тот факт, что в России и массовое сознание, и чуть ли не все политики соблазнились идеей «учиться у Запада и Израиля», а то и «сотрудничать» с ними в борьбе с терроризмом в России».

Но ведь Израиль сам создал сложную систему терроризма. «Эта система состоит из государственного терроризма, манипулируемого «исламского» терроризма и антитеррористических спецслужб».

«Только на первый взгляд кажется, что речь идет о том, чтобы всего лишь «перенять технологию». За этой технологией стоит неотделимое от нее представление о Добре и зле. Перенять его у Запада и Израиля в их умении создать, а потом «приручить» терроризм — это конец России как культуры и как многонациональной страны».

Играть на чужом поле — поле провокации — всегда опасно. Есть у нас такой печальный исторический опыт. Московская Охранка вполне сознательно пользовалась услугами провокаторов. Она готовила революцию, чтобы возглавить ее. Думали так: победить революцию — это совершить ее. Но управляемый конфликт— весьма специфическая стихия... Поняв это, жандармский полковник Зубатов пустил себе пулю в лоб.

Перед страшными потрясениями в дореволюционной России народилась целая плеяда азефов. Работали и на охранку, на террор, а сами были чем-то третьим.

Мировая провокация ходила тогда в не очень опрятных сюртучках недавних выходцев из черты оседлости. Потом — в изрядно мятом пиджачке возбужденного сербского студентика из Сараево. Демон провокации, конечно, не всегда выглядел таким убогим. Порой он дефилировал и в блестящем цилиндре финансового туза с Уолл-стрита...

Биржа как управляемый хаос

Биржевая игра и крахи международной спекуляции — тоже ведь управляемый хаос. Кем же он управляется? Исраэль Ша- мир ссылается на исследования, которые установили, что «треть евреев инвестирует в рискованные бумаги (акции и облигации), по сравнению с 4 % католиков и 0 % консервативных протестантов... Это часть еврейской традиции: Джей Голд и Джозеф Зелигман вызвали «Черную Пятницу», катастрофический обвал биржи в конце XIX века, а Джейкоб Шифф привел к панике «Черного Вторника», вызвавшей всеобщую экономическую депрессию. Зелигман был движущей силой «Панамы», знаменитого биржевого мошенничества, ставшего пословицей во Франции». Да, есть рисковые люди, для которых хаос является как будто родной стихией.