Черный шар - [15]

– У нее тяжелая врожденная болезнь…

Вот тут бы ему взять да и уйти, а он снова ляпнул то, о чем думал:

– Она не видит?

– Да, да, не видит и расти перестала, хотя ей скоро полгода, – Катя выдохнула эти слова и как-то сразу обмякла. – Поначалу мы ничего не знали, до трех месяцев она вела себя, как все дети. В роддоме врачи не заметили отклонений. И вдруг свекровь заподозрила, пригласила знакомого педиатра. Дальше пошло-поехало – одно не в порядке, другое… – несчастная потрясла медицинской картой. – Прописали кучу лекарств, да что толку…

Нилу стало неловко, он потихоньку двинулся к двери, мысленно ругая себя: “Какое тебе дело, чего суешься в чужую жизнь?”

– Не уходи! – женщина умоляюще посмотрела ему вслед. – Посиди немного.

Он покорно вернулся и сел у стола. “Кажется, я влип”.

– Понимаешь, мне почти не с кем об этом поговорить. Тихо схожу с ума, а муж делает вид, что все в порядке. И я изо всех сил делаю вид… но это не всегда удается, – крошечная батистовая распашонка треснула в ее руках пополам. Катя горько усмехнулась. – Я не жду ни от кого жалости, просто хочу почувствовать, что еще жива, и жива не напрасно. Хочешь чаю?

– Давай, – обреченно кивнул Нил.

Катя поставила ему чашку и, взглянув на часы, подумала, что будет неплохо, если Илья сегодня задержится дольше обычного.

– А может, это и правильно. Сильные живут своей жизнью, а убогие – своей, – она опустила голову. – У меня такое ощущение, что нас с Машей вытесняют в невидимую резервацию. Несчастье отпугивает людей, они боятся, что оно переползет на них, как лишай. А впрочем, я не имею права жаловаться. И ты меня не жалей, просто посиди за компанию, а то грустно сегодня как-то.

Нил понял, что бедняжка в этот вечер особо нуждается в паре свободных ушей, и щедро их предоставил. В его душе шевельнулось смутное подозрение, что все их предыдущие разговоры и встречи не так уж случайны. Это было удивительно и непонятно. Она ведь не походила на женщину, за которой хотелось бы поухаживать. Скорее потерянная мамаша, которая повсюду таскается со своим младенцем. Как теперь выясняется, тяжело больным.

Еще тогда, в кафе, Нил почувствовал в ребенке какую-то ненасыщенность жизнью. Он бросил взгляд в кроватку: красивое кукольное личико девочки застыло во сне. Маленькое, почти ненастоящее существо мучилось, едва начав жить. В этом было что-то чудовищное.

Катя подошла к спящей и слегка поправила одеяло.

Нил поймал себя на мысли, что кроватка выглядит так, словно принадлежит веселому малышу: яркая драпировка, разноцветные погремушки, мигающая елочная гирлянда, так и не убранная через месяц после Нового года.

– Иногда мне кажется, что жизнь Машеньки только и подпитывается моей энергией. Она настолько слаба, что мне страшно оставить ее даже на час. Она как-то сразу вся остывает, и я боюсь, что уже не успею согреть эти крошечные ручки…

Нил думал, что, наверное, так бывает жалко птицу с перебитыми крыльями. Катя была очень похожа на такую птицу, – еще живая, но уже обречена, – и потому он слушал ее до упаду, выпил три кружки чая и ушел спать с чугунной головой.

Муж и в самом деле явился ночевать за полночь, когда перестали ходить троллейбусы.

Академический балет

Илья считал несчастье заразным, и оттого не целовался с ним, и старался близко к себе не прижимать.

Институт биологического профиля, где он подвизался, также переживал не лучшие времена. Впрочем, как и многие другие академические учреждения. За границу уезжал каждый, кто находил такую возможность. Остальные сотрудники готовились к постановке балета. Да, это была та самая правда, которая не является бредом сумасшедшего!

Дело в том, что директор института в молодости работал балетмейстером. Потом он окончил университет и, обладая недюжинным талантом администратора, быстро прошел путь от рядового сотрудника до завлаба и так далее. Но осталась у него одна слабость – тянуло человека к искусству.

И вот однажды, а точнее в 1987 году, силами академического коллектива поставил он к Новому году балет на античную тему. К первой постановке готовились особо. Лаборантки в рабочее время перешивали белые халаты на туники, аспиранты рьяно репетировали па-де-де, а убеленным сединами профессорам отводились достойные роли философов древности. Надо отдать должное директору, он и сам с удовольствием предавался танцу. На фоне нарастающего развала в науке, пожалуй, это было лучшее, что он мог сделать.

Спектакль, к слову, прошел с блеском. Была приглашена элита из университета и ведущих научных учреждений города. Как они рукоплескали! “Трудно гекзаметром выразить радость момента!” – перефразируя одну из реплик героев. О, блестящие танцоры того незабываемого действа, где вы теперь?

Потом последовали еще спектакли. Одну из постановок даже снимало ленинградское телевидение. Хореографическая слава института разрасталась.

Илья обычно подтанцовывал во вторых рядах, хотя в душе ненавидел эти феерии. Отсутствие необходимых для работы реактивов и препаратов не компенсировалось для него живописной ролью щитоносца. Он делал кандидатскую и желал любой ценой разорвать порочный круг своего существования. Не самый первый, но и не последний он осознал безысходность положения научного сотрудника в перестроечное время.