Черный пролетарий - [8]

— Как устроитесь, прошу ко мне в кабинет, — пригласил тюремщик и развернул корягу плеч к воротам. — Чего замёрзли там?! Чья смена?

Не столько устрашённые начальственным окриком, сколько получившие условный сигнал, владимирские стражники выдвинули засов. Воротины распахнулись. Караван втянулся во внешний двор тюрьмы.

Внешний двор с казармами и конюшней отделяла от внутреннего двора трёхсаженная кирпичная стена с охранными заклинаниями поверху. За стеною высился Централ. На уютном внутреннем дворе торчала на эшафоте виселица, её верная подруга плаха, рядом стояло колесо и заскорузлый кол — весь набор для воздаяния по заслугам. Туда выходили окна камер государственных преступников, с которыми князю по каким-то причинам не хотелось расставаться. Обслуживали их урки попроще, а стерегла весь этот сброд надёжная свора хозяина, набранная из потомственных цириков с далёких вологодских земель.

Отряд занял пустовавший второй этаж и огромную каменную конюшню. Рабы под командованием Михана и Желтка вытрясли сопревшие соломенные тюфяки и прибрали полы. Душегубов из лагеря Нахального принял дежурный помощник начальника тюрьмы. Обожжённого шамана Мотвила в сопровождении Альберта Калужского отнесли на больничку. Затопили печь. В спальное расположение повеяло теплом.

— За дубком с хозяином тебе места нет, — напомнил Щавель Лузге его место, чтоб не заблатовал и не накосячил настолько, дабы командиру пришлось принимать нелёгкое решение о наказании. После истории с Покинутой Норой и нассанным черепом «медвежонка» старый лучник ожидал от оружейного мастера любой пакости. — Ты лучше носа из расположения не показывай. Обживай нары, пока не начал обживать карцер. Отсюда Белорецкую промку как ниоткуда хорошо видать.

— Знаю, не мальчик, не к тёще попал, — огрызнулся оружейный мастер. — Учить меня будешь! Я с хозяином за один стол срать не сяду. Он мент и мне не кент.

Лузга ещё долго рычал и понтовался, шкандыбая взад-вперёд по продолу и нагоняя жути на ни в чём не повинных рабов.

Завхоз с личным клеймом начальника тюрьмы на челе проводил Щавеля, Карпа и Литвина в кабинет хозяина. Длинный совещательный стол был накрыт для обеда. Исповедуя древнее правило о том, что происходящее внизу есть бледное отражение творящегося наверху, начальник владимирского централа как бы подавал узникам пример для подражания. На белой скатерти блестела мифриловым светом серебряная супница, до краёв полная нажористой баландой. Тянулось длинное блюдо с цельным печёным язём. Серебряное же ведёрочко для шампанского, доверху наполненное отварной картошечкой, исходило паром. Рядом примостилась миска солёных рыжиков, намекая на немедленное применение пары пузатых графинов, налитых прозрачнейшим первачом. На заедку ждали почтения пирожки с налимьей печёнкой, а такоже с капустой, и с рисом и рубленым яйцом. Словом, накрытая поляна начальника тюрьмы служила хорошей, годной иллюстрацией узникам, что непорочная служба и верность долгу влекут за собой неизбежные блага, тогда как воровство, обман и интриги против начальства приводят к смакованию изысканного вкуса залупы на ацетоне.

Начальника звали Воля Петрович Князев. И если имя-отчество достались по месту рождения, как это принято в вологодском краю, то фамилию ему поменял светлейший, обратив в признак принадлежности господину. Выцветшее со временем аккуратное клеймо Лучезавра на лбу начальника тюрьмы было прикрыто чёлочкой, но волосы с годами поредели и практически не скрывали шрам. Воля Петрович был реликтом одного из проектов, которые светлейший за время своего княжения расплодил в множестве. Проектом «Князев» была закупка квалифицированных рабов и расстановка их на управленческие должности. Высокопоставленный раб мог распоряжаться свободными людьми, большими денежными средствами и даже иметь своих рабов, но при этом всецело оставался в руках господина. Чтобы держать раба на коротком поводке, не надо было собирать компромат, искать особый подход или связываться родственными узами. Достаточно было иногда напоминать о существовании невольничьего рынка. Рабу не требовалось повышать денежное содержание сверх жизненно необходимого из опасения, что он перебежит к конкуренту или просто захочет уехать в деревню и завести козу. Раб, бросивший должность, мигом превращался из хозяина в добычу охотников за беглыми и вообще любого мужичка, способного на насилие ради получения награды от владельца потерявшейся вещи.

Когда на ответственной должности стояло пусть наделённое властью, знающее дело, умеющее управлять людьми, но всё же имущество, а не человек, это существенно облегчало жизнь.

По разным причинам рабов на ответственных должностях у новгородского князя практически не осталось, однако хитрый и осторожный тюремщик, верой и правдой служивший Лучезавру, ещё уцелел. В своей цитадели на отшибе Святой Руси он оставался полновластным хозяином.

Выгнали чертей из хозобслуги, затворили двери, сели за стол. Прислуживать остался завхоз. Раб раба прослыл настолько доверенным, что Князев не чурался вести при нём разговоры на государственные темы. С обиняками, конечно.