— Есть особые травы, — Вэнь Цин говорила неторопливо, делая вид, что любуется туманной далью, — Будешь принимать отвар из них перед сном — и через неделю твоё тело отторгнет нерождённое дитя. Не думаю, что такой сильной заклинательнице, как ты, боль станет серьёзной помехой…
Она осеклась, вдруг увидев, как побелело лицо Вэй Ан Ю, как она, даже не отдавая себе отчёта, вскинула руки, прикрывая живот. Словно ей хотелось защитить живое существо внутри не только от возможной гибели, но даже от разговоров о подобном.
— От того, что спрячешься, само не пропадёт. Как ты сама думаешь, — Вэнь Цин чуть нахмурилась, — ты готова?
— Не-а. Не готова, совершенно, ни капельки. Знала бы, что такое с первого раза может получиться, никогда бы… а, неважно, — Вэй Ан Ю отмахнулась, словно речь шла о чём-то мелком и незначительном. — Вот только я стольких убила, что даже интересно, как это — привести кого-то в мир, а не наоборот. И потом, у меня есть пока время свыкнуться. Это наверняка не страшнее, чем воскрешать мёртвых — ведь не страшнее же?
Болтая без умолку, она то и дело посмеивалась, иногда дёргала Вэнь Цин за рукав, сама похожая сейчас не на грозную повелительницу армии мертвецов, музыка чьей демонической флейты поднимала павших и бросала в кровавые битвы, а на девочку, маленькую и растерянно-неловкую. Быть жёсткой с этой девочкой не получалось — и Вэнь Цин отстранила её, слегка пожав руку:
— Тебе не нужно убеждать меня. Важно лишь то, чего хочешь ты. И на что готова пойти. Я всего лишь хочу, чтобы ты понимала, на что именно идёшь. Беременная, да и после, с ребёнком — ты будешь уязвимой.
— Я едва узнала, а ты хочешь, чтобы я уже решила, что думаю; дай мне срок — день-другой, и я отвечу, хорошо?
Вэнь Цин кивнула и зашагала прочь. Ей никогда не нужно было объяснять, когда действительно стоит уйти, оставить наедине с собой — и неподъёмно-тяжёлыми мыслями.
Как назло, самые неразрешимые вопросы зарождаются тогда, когда не у кого спросить совета. Да и у кого она спросила бы там, в прежней жизни? Разве хватило бы ей смелости взглянуть в глаза пусть бы даже Цзян Фэн Мяню, тому, кто никогда бы не осудил — и поделиться тем, что она ждёт ребёнка от неизвестного мужчины, да ещё и в первое мгновение только о том и могла думать, как бы от досадной помехи избавиться? А мадам Юй? Она, чего доброго, выдумала бы себе самое страшное — и с новой силой накинулась бы на воспитанницу, а заодно — на сына и мужа, точно не зная, кого подозревать, и потому на всякий случай попрекая обоих. Представлять, как наяву, эти крики и ругань, было больно — но отчасти успокаивающе, словно хотя бы в памяти, но эти люди ещё были рядом с ней.
Говорят, будто души ушедших, тех, кто не остался привязан к собственной плоти, однажды возвращаются, чтобы родиться снова; жаль, никак не понять, чья душа у того, кто пока ещё часть её. Может, это кто-то из них — из тех, кого она так хорошо знала и любила?
— Бедная, бедная душа, — Вэй Юн невольно усмехнулась и быстро заморгала, стряхивая накатившие слёзы с ресниц, — из всех матерей, у которых ты могла родиться вновь, тебе досталась именно я. Да ещё так не вовремя.
Теперь, когда никого не было рядом, она закрыла глаза и сосредоточилась на потоках энергии ци, протекающих сквозь тело. Вэй Ан Ю исследовала себя, как прежде, когда случалось направлять духовные силы на исцеление внутреннего перелома или кровотечения. Если погрузиться в это состояние достаточно глубоко, отрешиться от внешнего мира — услышишь ток собственной крови, плавный, точно шум быстрой реки, и стук сердца вдруг покажется громким, точно ритмичные удары по барабану.
Да, в знакомой музыке действительно что-то переменилось, пока робкое, едва уловимое — и Вэй Юн поняла, что именно.
Подставляя лицо прохладному ветерку, та, кого называли Старейшиной И Лин, слушала, как бьются в ней два сердца.
Осколки того, что осталось от нас: когда разгорелся огонь
На всём пути Цзян Чен почти не встретил живых: лишь изувеченные тела не единожды убитых и вновь оживлённых, лишь равнодушные белые глаза. Мертвецы не двигались, лишь колыхались на ветру их волосы и полы одежд; одна трель зловещей флейты, и они тотчас кинутся в бой. Те немногие, что осмелились взглянуть на прибывшего, смотрели издалека, из-за спин мертвецов; только одна старуха, по дряхлости, очевидно, не боящаяся смерти, робко поприветствовала его и попросила не слишком утруждать «госпожу Вэй», которой и без того «трудно приходится». Цзян Чен не удостоил её ответом, лишь отстранил с пути.
Он пришёл поговорить с Вэй Ан Ю, а не с ними.
Его ждали на пороге дома. Похоже, ей нездоровилось — бледная, непривычно серьёзная и сосредоточенная, Вэй Ан Ю смотрела на него без особого выражения. Они не виделись почти год, но она, как будто подозревая, зачем к ней явились, не выказывала ни радости, ни даже интереса. Подумалось, что она и сама смахивает на мертвеца: Цзян Чен передёрнулся. Задерживаться здесь не хотелось, и потому он заговорил:
— Ты покинула Пристань Лотоса без моего дозволения. Ты в лицо оскорбила главу ордена Лань Лин Цзинь; наконец, ты убила нескольких членов его ордена и увела с собой военнопленных…
