Черный мотылек - [24]

Его милость герцог Эндоверский увидел достаточно, чтобы угадать нетронутые глубины ее души, и стал вести себя как влюбленный. Диана инстинктивно отпрянула, воздвигнув между ними стену сдержанности. Ее встревожили не слова герцога, а его манера: было что-то неуловимое в его мурлыкающем, отчего-то пугающем голосе, что заставляло ее сердце тревожно колотиться, а виски – болеть. Сначала она тяготилась утренними прогулками, а потом стала их избегать. То у нее разболелась голова, то сбилась нога, то ей хотелось закончить сложную вышивку… Наконец тетка, прекрасно знавшая, насколько Диана не любит рукоделье и как редко болеет, открыто спросила, почему она больше не хочет идти гулять.

В это время они находились в комнате Дианы: девушка сидела перед зеркалом, расчесывая волосы на ночь. Услышав прямой вопрос тетки, она замешкалась, сделав вид, что запутала гребешок в волосах и теперь поглощена его высвобождением. Облако волнистых волос почти скрыло лицо, но мисс Бетти заметила, как дрожат ее пальцы, и повторила вопрос. И Диана призналась во всем: мистер Эверард несносен, его ухаживания противны, его присутствие отвратительно мистрис Ди. Она боится его, боится его гадких зеленых глаз и тихого голоса. Она жалеет, что приехала в Бат, а еще сильнее – что встретилась с ним. Он смотрит на нее так, словно… словно… Ах, она просто его ненавидит!

Мисс Бетти ужаснулась.

– Не может быть! Я-то думала, он – приятный джентльмен, а он тем временем досаждает моей бедняжке Ди, негодник! Знаю я таких, милочка, и скажу ему все, что по этому поводу думаю!

– Ах, нет, нет! – взмолилась Диана. – Не надо, тетушка! Он не сказал ничего, на что я могла бы обидеться… дело только в его манере держаться и… и так смотреть на меня! Право, право, не надо!

– Успокойся, девочка. Конечно, я ничего не скажу. Но меня страшно разозлило, что моя бедная овечка так из-за него страдает. Я просто готова глаза ему выцарапать! Да, милочка, готова! Слава Богу, на следующей неделе мы уезжаем!

– Да, – вздохнула Диана, – и я очень рада, хотя мадам Томпсон такая милая! Но все-таки не по себе, когда рядом нет мужчины.

– Ты совершенно права, душенька. Нам следовало настоять, чтобы твой отец остался с нами, – а мы позволили ему вернуться к его затхлым старым томам. Обещаю тебе, в другой раз я так не сглуплю. Но мы можем больше не ходить в Ассамблею.

– Я могу не ходить, – мягко поправила ее Диана, – но вы с мадам Томпсон, конечно, будете ходить туда и дальше.

– Сказать по правде, милочка, – призналась мисс Бетти, – я буду рада предлогу остаться дома. Конечно, это нехорошо с моей стороны, но Эстер так изменилась, пока мы не виделись. Она вечно толкует о проповедях и благотворительности.

Заплетая роскошные волосы в длинную косу, Диана заразительно расхохоталась.

– Ах, тетечка, – правда, скучно? А я все удивлялась, как это вы терпите? Она так серьезна, бедняжка!

– Ну, – терпимо заметила мисс Бетти, – Эстер Томпсон приходилось в жизни нелегко, очень нелегко. И у меня серьезные сомнения относительно этого ее Джорджа. Никчемный юнец, судя по всему. Может, нехорошо так говорить, но до чего же я буду рада снова оказаться дома!

Она встала и взяла свечу.

– Право же, в Бате совсем не так весело, как обещали.

Диана проводила ее до двери.

– Совсем не весело, если не имеешь друзей. Но в прошлом году, когда с нами были мои кузены и папа снял на сезон дом на Северном променаде, все было очень приятно. Жаль, что с нами были не вы, а эта противная тетка Дженнифер!

Она тепло поцеловала тетку и посветила ей, пока та шла по коридору в свою комнату. Потом вернулась к себе и закрыла дверь, устало зевнув.

Примерно в это же время его милость герцог Эн-доверский входил в уже переполненную комнату для карт в доме милорда Эйвона на Катарин-Плейс, и был встречен фамильярными возгласами.

– Ого, Бельмануар!

– Где же дама, Дьявол?

Он хладнокровно прошел в круг света огромной люстры и встал под ней. Бриллиантовый орден на его груди горел и мигал, как живой. Бриллианты в галстуке и перстнях искрились при каждом движении, так что казалось, будто он припудрен радужными камнями. Как обычно, герцог был в черном, но среди присутствующих не удалось бы найти более роскошного и внушительного наряда, чем его соболиный атлас, густо расшитый серебром, и сверкающий жилет. Серебряное кружево окружало его шею и пышными манжетами падало на кисти рук. Вопреки моде, предписывавшей лишь черный бант в волосах, на нем были серебряные ленты, резко выделявшиеся на фоне ненапудренных волос.

Подняв лорнет, он осмотрел комнату с высокомерным удивлением. Лорд Эйвон, откинувшийся на спинку кресла, погрозил ему пальцем:

– Бельмануар, Бельмануар, мы ее видели и заявляем, что она слишком хороша для тебя.

– Да, мы решили, что и нам причитаетша доля улыбок шимпатичной ошобы, – произнес шепелявый голос, и его милость обернулся к женоподобному щеголю, виконту Фодерингему, подошедшему сзади. На том был атлас цвета само и желтый бархат. Но широкие полы кафтана топорщились, и на высоких каблуках можно было только семенить.

Трейси отвесил глубокий поклон.

– Ну вам, конечно, достанется ваша доля ее улыбок, если она этого пожелает, – промурлыкал он, и поднявшийся хохот заставил повесу покраснеть до ушей и поспешно стушеваться.