Черный мотылек - [22]

– Вот и не буду. Ее нужно приучить к уздечке. Будет забавно ее приручить.

– Правда? – она с любопытством смотрела на брата.

– Чрезвычайно забавно. И я уверен, что это возможно. Я ее добьюсь.

– А что если она знать тебя не захочет?

Тяжелые веки вдруг поднялись.

– У нее не будет выбора.

Леди Лавиния вздрогнула и выпрямилась.

– О, Трейси! Неужели ты напрочь лишен совести! – вскричала она. – Может, – издевательски спросила она, – ты намерен похитить эту девушку?

– Вот именно, – кивнул он.

Она лишь ахнула от подобного бесстыдства.

– Боже, да ты с ума сошел! Похитить леди? Не забывай: ты не с деревенщиной дело имеешь! Трейси, Трейси, умоляю тебя, не делай глупостей. Как ты можешь ее похитить?

– Это милая моя, я пока не решил. Но я не предвижу особых трудностей.

– Но, Боже милосердный, неужели девочку некому защитить? Братьям? Отцу?

– Отец есть, – медленно проговорил Трейси, – он был здесь, когда они только приехали. Он не в счет – и, что самое важное, он из тех, кто пресмыкается. Если бы я представился, то, наверное, мог бы жениться на его дочери тотчас же. Но я этого не хочу. По крайней мере, пока.

– Боже правый, Трейси! Сейчас же не средневековье! Это невозможно, говорю тебе! Может, по крайней мере, вспомнишь, что представляешь нашу семью! Хорошенькое будет дело, если разразится скандал!

Она бессильно замолчала, глядя, как он смахивает с галстука крошку нюхательного табака.

– Ах, Трейси! Право же, ты ведешь опасную игру. Одумайся, умоляю тебя!

– Право, Лавиния, это забавно. Я думаю, что способен сам позаботиться о себе и собственной чести.

– Ах, не насмешничай, не насмешничай! – воскликнула она. – Иногда мне кажется, что я просто тебя ненавижу!

– Тем забавнее, дорогая.

Она характерным жестом провела по глазам тыльной стороной руки.

– Какая а злая сегодня! – дрожащим голосом проговорила она. – Не сердись на меня, Трейси, Я и правда нездорова.

– Тебе бы следовало попить воды, – повторил он.

– А, я пью, пью! Да, кстати – надо будет мне посмотреть там на твою красавицу.

– Вряд ли ты ее увидишь. Она появляется лишь изредка.

– Что? Она, значит монашка?

– Монашка? С чего это, Господи?

– Но не гулять по павильону…

– Она приехала с теткой, которая была больна. Они почти не бывают в обществе.

– Какой ужас! Но она раньше гуляла по павильону – ведь ты ее там встретил?

– Да, – хладнокровно признался он. – Именно поэтому она теперь его избегает.

– Ох, Трейси, бедная девочка! – со внезапной жалостью воскликнула его сестра. – Как ты можешь преследовать ее, если ей неприятен?

– Это не так!

– Нет! Тогда…

– Скорее, я ее пугаю. Но при всем том она заинтригована. Я преследую ее (если воспользоваться твоим выражением) для ее и моей пользы. Но через несколько дней они уезжают из Бата и тогда – посмотрим.— Он встал. – Что Достойный Дик?

– Не зови его таким гадким прозвищем! Я этого не потерплю!

– Гадким, дорогая? Гадким? Ты была бы права, назови я его Недостойным Диком.

– Не смей! Не смей! – воскликнула она, зажимая уши.

Его милость негромко рассмеялся.

– Ах, Лавиния, тебе пора бы покончить с этими твоими мигренями: поверь мне, ничто так не отталкивает мужчину.

– Ах, уходи, уходи! – взмолилась она. – Ты меня все дразнишь и дразнишь, пока я не потеряю терпения, а мне ведь совсем не хочется быть сварливой! Пожалуйста, уйди!

– Я Это и собираюсь сделать, дорогая. Надеюсь, ты немного оправишься, когда мы увидимся в следующий раз. Пожалуйста, передай мой поклон До… Достопочтенному Ричарду.

Она протянула ему руку.

– Возвращайся скорее! – попросила она. – Завтра мне будет лучше. Просто сегодня голова разболелась – хоть криком кричи от боли и беспокойства. Возвращайся!

– К сожалению, я намерен уехать из Бата через день-два. Был бы счастлив исполнить твое желание. – Он обходительно поцеловал ей пальчики и простился. У двери он остановился и обернулся, насмешливо блеснув глазами. – Между прочим… ее имя – Диана.

Еще раз поклонившись, он удалился, а Лавиния уткнулась лицом в подушки и разрыдалась.

В этом состоянии ее и обнаружил Ричард двадцать минут спустя, и был настолько встревожен, что это отчасти ее утешило. Они провели тихий (и для него – блаженный) вечер за пикетом.

В середине партии она вдруг швырнула свои карты на стол и схватила его за запястье.

– Дикки, Дикки – я поеду домой!

– Домой? О чем ты? Или…

– Да, да! В Уинчем! Почему бы нет?

– Дорогая, правда? – В его голосе дрожало радостное удивление, карты выскользнули из рук.

– Да, правда! Но увези меня скорее, пока я не передумала! В Уинчеме я могу спать, а здесь я всю ночь лежу без сна, и голова у меня болит. Увези меня домой, и я постараюсь быть хорошей женой. Ах, Дикки, я была противной и капризной, да? Я не хотела! Зачем ты мне это разрешаешь? – Она быстро обошла вокруг стола и опустилась рядом с ним на колени, нисколько не заботясь о своих пышных шелках. – Я была дурная, эгоистичная женщина! – страстно сказала она. – Но я исправлюсь. Ты не должен разрешать мне быть плохой, слышишь, не должен!

Он обхватил рукой ее пухленькие плечики и крепко прижал к себе.

– Обещаю, что когда увезу тебя в Уинчем, буду хорошенько тебя бранить, радость моя, – пообещал он, стараясь скрыть под смехом свое глубокое волнение. – Я превращу тебя в примерную хозяюшку!