Чёрный менестрель - [41]

— Как думаешь, их за это сильно накажут? — спросил Голушко.

— В лучшем случае всыпят десятка два плетей и взыщут штраф, в худшем — изгонят, — равнодушно ответил Диргиниус. — Со своим коллегой я вчера встречался. У него этот город уже в печенках сидит.

— Поможет? — спросил Степан.

— Разумеется, но небескорыстно, — ответил маг, и уточнил:

— Сто золотых и пятая часть от добычи.

— Какой добычи? — удивился Голушко, — мы же не будем захватывать Тапию.

— Мой коллега из рода куинов, и хотя он давно занимается магией и близких родственников, имеющих влияние в храме, у него не осталось, он знает множество тайн, в том числе, где расположен выход из тайного хода, — пояснил Диргиниус.

— Алак, а ты ему вообще доверяешь? — спросил Степан и пояснил:

— Какой смысл отпрыску знатного рода, заметь, не портовому грузчику, предавать свой город?

Он не слишком распространяется на этот счёт — ответил Диргиниус, — Но я слышал, что он женился на иноверке, и по тапийским законам должен быть изгнан, а его имущество конфисковано. И поговаривают, что кое-кто из тапийских жрецов начинает поглядывать в его сторону слишком пристально. Кстати, он уже вывез почти всё своё имущество. Наше вмешательство ему только на руку.

* * *

Рыночная площадь города Тапии Голушко не впечатлила — она была даже меньше крытой ярмарки в Лужниках, точнее, даже меньше её половины, и, конечно, не шла ни в какое сравнение с «Черкизоном» — на «Черкизоне» могло разместиться две Тапии. Впрочем, по меркам мира, где сейчас находился Степан, рынок города Тапии был большим. Не считая загона для скота, помоста для рабов и эшафота, на рыночной площади размещались более тысячи лавок. Некоторые из них были совсем крошечными, и состояли всего лишь из маленького столика и табуретки, на которой сидел продавец. Другие же — вполне большие павильоны, чем-то похожие на минимаркеты из родного мира Голушко, некоторые из них, судя по всему, наиболее успешные, имели второй этаж. Но абсолютное большинство лавок представляли нечто среднее между цветочным ларьком и табачным киоском…

Первым делом Степан изучил оружейный ряд. Ничего необычного, кроме явно завышенных цен, он там не обнаружил. Те же копья, мечи, кольчуги, что он уже видел и во всех остальных вольных городах, от классического средневекового оружия всё это многообразие колюще-режущих предметов отличалось только тем, что в Тапии, как и во всех остальных вольных городах, сталь явно вытеснила железо…

Затем Голушко зашёл прицениться в тот ряд, где торговали пряностями. Корица, как и везде, стоила дорого, а вот красный перец — основной предмет поисков — был достаточно дёшев. Договорившись о покупке пяти мешков самого острого перца, Голушко вместе с сопровождающими его магом и воровкой отправился дальше побродить по рынку уже без всякой цели.

Был ли в том перст судьбы, или просто «звёзды так сошлись», но приблизительно через полчаса они вышли к помосту для продажи рабов и эшафоту. Большинство рабов уже были проданы, и только один болезненного вида старик так и не обрёл своего нового владельца. Однако толпа не расходилась. Из здания городского суда, по совместительству являвшегося и тюрьмой, вышел невысокий человек в сопровождении десятка стражников и бодрым шагом направился к эшафоту. Поднявшись по крутой лестнице, чиновник развернул длинный свиток начал громко читать вслух:

— Сегодня в 18 день четвёртой ветви одна тысяча сто девяносто четвёртого года от основания Тапиителесному наказанию подлежат еретик Сууту со товарищи — по двадцать пять плетей каждому, также на виновных налагается штраф в сто золотых монет, а затем преступники изгоняются из города…

В толпе раздался одобрительный гул и женские смешки…

— Также подлежат наказанию…

— Пошли отсюда, — сказал Голушко, обращаясь к Диргиниусу.

— Ну уж нет, господин менестрель, — перебила Степана Ребана, — я хочу посмотреть, как эти святоши испробуют на себе своё собственное лекарство.

— Хорошо, — со вздохом согласился Голушко, а тем временем чиновник продолжил:

— Также приговаривается к погребению заживо девица Ноли, которая, будучи продана за долги отца своего благородному господину Местостосу, не смирилась со своей участью, и когда благородный господин возжелал познать её, убила его. Приговор городского суда окончательный и обжалованию не подлежит, однако, согласно завету Великого Куста, ежели кто выплатит городскому совету десять золотых, то может забрать указанную рабыню и пользоваться ею как её хозяин… — чиновник перевернул двумя руками большие песочные часы, которые стояли на помосте, и продолжил:

— В случае, ежели упомянутую рабыню по истечении отмеренного времени никто не купит, приговор будет приведён в исполнение…

— И какой же дурак купит такую рабыню? — под смех окружающих заметил один из богато одетых тапийцев. Был он в жёлтом с красными полосками халате и пришёл на рыночную площадь явно с целью проведения культурного досуга — просмотра казни.

— Холощёный, вроде тебя, — под ещё более громкий смех ответил ему ремесленник-тапиец в весьма скромной коричневой тунике.

— Что же, в таком случае у нас есть шанс узнать, кого в нашем городе выхолостили, — глубокомысленно заметил ещё один тапиец из толпы, судя по виду — горожанин среднего достатка.