Черный лебедь - [11]

– Прекрасные кипарисы, кипарисы мои… – Эмилиано повторял стихи и думал о кладбище, которое увидел в день похорон деда, чье имя он носил.

Там тоже росли темные кипарисы, которые навели его на грустные размышления о дне Страшного суда, когда раскроются могилы и всемогущий господь призовет к ответу всех – и живых, и мертвых.

В чистом воздухе послышался рокот мотора: машина по аллее приближалась к дому.

– Эмилиано, – радостно воскликнула Валли, – папа приехал!

Она вскочила, уронив на землю вышивание. Ее платьице из розового муслина с вышитым лифом и белым пикейным воротничком красиво облегало ее хрупкое тело, а светлые волосы, спускавшиеся вдоль спины, были тщательно расчесаны и завиты в длинные локоны. Она могла бы считаться красивой девочкой, если бы не слишком широкое лицо с маленькими темными глазами, в которых блестел огонек какой-то завистливой жадности.

– Приезд папы можно было предвидеть, – прокомментировал Эмилиано. – Папа всегда приезжает, когда мама собирается родить ребенка.

У него был умудренный вид старшего брата, вынужденного делить родительскую любовь с новоявленными братьями и сестрами. Так было с появлением Валли, потом Джанни, а теперь будет и с четвертым ребенком.

Братик родится или сестренка? Этот вопрос, в общем, оставлял его равнодушным. Положение в любом случае могло только ухудшиться, хотя и так уже несколько месяцев мать совсем забыла о нем, полностью поглощенная своей новой беременностью.

– Пойду посмотрю, что там происходит, – решила Валли.

Она быстро спустилась по ступенькам беседки и направилась по аллее к вилле.

Эмилиано не двинулся с места. Зато Джанни сразу же бросил барабан и побежал за сестрой.

– Подожди меня, Валли. Я иду с тобой, – закричал он пронзительным голосом.

Пытаясь догнать ее, он споткнулся и упал, но, к, счастью, отделался лишь ссадиной на коленке и порванными штанишками из серой фланели.

– Не кричи, дурак. Разбудишь мадемуазель, – предупредила сестра, подбежав к нему.

– Я даже не плачу, – сказал малыш, хотя две круглые слезинки уже появились в уголках его глаз.

Коленку сильно саднило, но желание участвовать с сестрой в таинственном приключении взяло верх.

– Вернись обратно, – приказала она брату.

– Если не возьмешь меня с собой, я все расскажу папе, – настаивал на своем малыш.

Валли поглядела в сторону беседки. Мадемуазель спала, а старший брат, верный долгу, продолжал упорно зубрить стихи.

Девочка грозно посмотрела на младшего брата:

– Ты ничего не скажешь папе, иначе я тебя поколочу. И не пойдешь со мной, потому что ты еще мал и то, что там происходит, тебя не должно интересовать.

Джанни выпрямился, вытер слезы и принялся спорить с сестрой.

– Я знаю, что ты собираешься делать, – набросился он на нее. – Ты хочешь посмотреть, как рождаются дети? Ну, тогда я тебе вот что скажу: я тоже хочу посмотреть на это, – заявил он, не попятившись ни на миллиметр под угрожающим взглядом сестры.

У Валли ответ был уже наготове.

– Это женские дела, – категорично заявила она. – А ты мужчина. Я могу смотреть, а ты нет. А если будешь шпионить, – пригрозила она, – то увидишь: обязательно поколочу.

Джанни заколебался. Он знал, что Валли всегда держит свои обещания и рука у нее тяжелая.

– Ну ладно, – отступая, смирился он. – Подумаешь, невидаль. Я и так прекрасно знаю, как рождаются дети. Они рождаются у мамы изо рта. Мама выплюнет ребенка – и все. А тебя поймают и накажут, – изрек он, стоя посреди аллеи и с завистью глядя на сестру, которая побежала к дому.

Первое, что заметила Валли, была машина ее отца. Этот роскошный автомобиль американского производства, купленный Эдисоном Монтальдо три года назад, придавал издателю чувство могущества и превосходства над всеми.

Машина стояла на площадке перед виллой, рядом с черным лимузином доктора Поцци, их семейного врача, приезжавшего принимать роды вместе с синьорой Иларией, акушеркой, которая помогла родиться уже сотням детей, не считая детей Монтальдо.

Девочка обошла дом и вошла в кухню через стеклянную дверь. В просторном помещении повариха и горничная ставили на плиту кастрюли с водой и оживленно болтали между собой.

– Говорю тебе, на этот раз так просто не обойдется, – предсказывала горничная Анджелина, девушка с блестящими черными глазами, высокая и худая, одетая в черное сатиновое платье и белый накрахмаленный передник.

У нее была оливковая кожа и волосы неопределенного цвета, собранные под кружевной наколкой.

– Следи лучше, как вода закипает, – прервала ее повариха по имени Джильда.

– Не беспокойся, слежу, – успокоила Анджелина, засовывая в топку большой кухонной плиты два здоровых полена. – Но на этот раз бедняжка так просто не родит. Зачем, по-твоему, доктор велел вызвать синьора?

– Ну как там, закипает эта вода? – нетерпеливо спросила повариха.

– Сейчас закипит. Не могу же я сама залезть в печку, – ответила та. – Лучше бы посадить его самого в эту печку, этого борова, – зло сказала девушка, вся красная от жара.

– Анджелина, – вскинулась Джильда, – попадешь ты в беду из-за своего длинного языка.

– Только потому, что я говорю правду? – Служанка была искренне привязана к своей хозяйке. – Ты же прекрасно знаешь, что сказал доктор пять лет назад.