Чёрный караван - [5]

При слове «большевизм» генерал даже затрясся. Все в салоне зашевелились, глаза у всех разгорелись.

Маллесон вытер слегка влажный лоб.

— Вот что я хотел сейчас сказать вам. О том, что делать, поговорим позднее с каждым в отдельности. Все, кроме полковника Форстера, свободны! — закончил генерал и вышел, твердо чеканя шаг.

Некоторое время никто не двигался, в салоне воцарилась тишина. Наконец капитан Дейли снова надел халат, повязал на голову чалму, нацепил очки, выступил вперед и с серьезным видом обратился к офицерам:

— Сыновья мои! Меч чести в ваших руках. С вами всемилостивый аллах… Будьте мужественны. Истребите до конца безбожных большевиков. Не оставляйте в живых ни одного! Сравняйте их с землей! Да будет светел ваш путь, да сопутствует вам удача! Аминь!

Все, смеясь, приняли его благословение:

— Аминь! Аминь!

* * *

Генерал ждал меня. Как только я вошел, он поднялся мне навстречу и поспешно заговорил:

— Что ни день — новость! В Кабул направили специального человека. Значит, из Герата вы проследуете прямо в Бухару, не заезжая в Кабул. Но отправляться нужно поскорее. В пятницу в Герат приедет Асадулла-хан. С ним вам непременно нужно встретиться.

Я знал Асадуллу-хана. Года два назад, возвращаясь из Европы, он около недели провел в Индии. Мне, как представителю военных властей, довелось сопровождать его. Он слыл близким человеком к эмиру Хабибулле-хану и оказывал большое влияние на афганскую политику. Лондон уже давно занимался им.

На столе у генерала лежала выходящая в Мешхеде газета «Агахи». Он взял ее и, размахивая газетным листом, с волнением спросил:

— Читали?

По тону генерала я почувствовал: в газете опубликовано какое-то из ряда вон выходящее сообщение, и сам задал ему вопрос:

— Что, опять какую-нибудь чушь напечатали?

Генерал сел за свой стол и, указывая на обведенный красным карандашом столбец, буркнул, отвернувшись в сторону, точно я в чем-то был виноват:

— Вот, читайте… Правительство Самсам эс-Салтанэ предъявило нам ультиматум!

Я прочитал отмеченный генералом столбец. Там говорилось: «В связи с тем, что новое правительство России желает свободы и независимости всем нациям и отмены неравноправных договоров, ранее заключенных с Персией, о чем многократно заявляло официально и неофициально… И ввиду того, что Персидское государство, подобно всем нациям мира, имеет право пользоваться свободой и своими природными богатствами, правительство на своем заседании, состоявшемся четвертого асада тысяча двести девяносто седьмого года[7], постановило аннулировать все договоры, соглашения и концессии, невыгодные для обеих сторон, и уведомить об этом всех иностранных представителей, пребывающих при персидском дворе…»

Волнение генерала было понятно. То, что я прочел, действительно заслуживало внимания. Не отводя глаз от газеты, я сказал:

— Настоящий ультиматум! Сказано более чем ясно.

Генерал продолжал все так же раздраженно:

— В том-то и дело… Наш посол в Тегеране посетил шаха и заявил ему, что проведение в жизнь такого решения правительства равносильно объявлению Персией войны Великобритании. Разумеется, шах отменит решение. Несомненно отменит. Но обратите внимание на другое— как аргументирован этот ультиматум: новое правительство России (то есть большевики) сделало то-то… Поэтому, мол, и вы сделайте то-то… Видите, куда они гнут? Мы должны следовать за большевиками. Поступать так же, как они. Вот что возмущает больше всего! Сейчас в Персии фактически все в наших руках. Почти во всех уголках страны дислоцированы наши войска.

А с нами пытаются говорить таким языком! Если же нам завтра придется вывести из Персии свои войска, а большевики благополучно пройдут сквозь все бури… Знаете, каким языком заговорят с нами тогда? Подымут крик, как бешеные арабские верблюды!..

Генерал спрятал газету в ящик стола и продолжил:

— Я только что вызвал Теймуртача, предупредил его, что, если будет распространен хоть один экземпляр этой газеты, он будет отвечать самолично. Заодно поручил ему применить более решительные меры в отношении мятежных элементов. Вообще необходимо поставить начальником полиции своего человека. В Реште так и сделали, назначили одного из наших офицеров. Нам тоже не мешало бы поступить так. Я намерен переговорить об этом с генерал-губернатором.

— Он ответил на наше предложение о создании тайной полиции?

— Нет, еще не ответил. Видимо, советуется с Тегераном. Но мы непременно осуществим это. Второй важный пункт: нужно убрать Самсам эс-Салтанэ. А для этого надо поднять народ. В нынешних условиях это дело нелегкое. Я послал человека к нашему муджтахиду [8]. Постараюсь встретиться с ним и сам. Пусть поднимет на ноги муфтиев и казиев![9]

Генерал встал, взял со стола портсигар, положил его в карман и, немного смягчив голос, закончил:

— Забот много, дорогой полковник… Вот что: из Лондона пришла телеграмма относительно Асадуллы-хана. Ступайте ознакомьтесь с нею. А я приглашен к нашему консулу на чашку чая. Он, как видно, очень соскучился. Уже два раза звонил.

Мы вышли вместе.

4

Мешхед жил обычной жизнью. Я собрался в город купить подарки своим приятелям в Герате и Бухаре. Капитан Дейли предложил составить мне компанию. Он был один из тех» кому предстояло отправляться со мной в дальний путь.