Черный Камелот - [78]

Когда немцы выгрузились окончательно, шофер захлопнул кузов, сел в кабину, со всего размаху, чтобы выразить свое неодобрение, грохнул дверью и умчался прочь.

Двигатели «хейнкеля» – каждый мощностью в тысячу двести лошадиных сил – заурчали. Конуэй стоял, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Он думал, не рвануть ли в темноту. Может быть, удастся уйти от погони. Накануне выяснилось, что он находится не во Франции, а в Германии, на западном берегу Рейна, возле Кобленца. Мысль о побеге казалась соблазнительной. Конуэй знал, что рейд рассчитан по минутам и долго гнаться за ним не станут. Самолет взлетит в воздух с ним или без него. Но на репортера количество оружия произвело еще большее впечатление, чем на шофера-американца. Эти типы колебаться не станут – стоит ему броситься наутек, как они тут же откроют огонь. А стрелять они наверняка умеют. Конуэй колебался, пытаясь взвесить шансы на успех. Нужно нырнуть под крыло самолета и скрыться в темноте. Репортер уже почти решился, но тут из кузова вытащили очередной пулемет, и он вновь скис. Драгоценное время было упущено. К Конуэю приблизился здоровенный немец и сказал:

– Комм, – после чего взял его за руку и подтащил к дверце самолета.

Конуэй забрался в кабину, захлопнулась дверца, и ему показалось, что это закрывается крышка гроба.

Ирландец уселся на скамейку, пристегнул ремень и затих, обливаясь потом, хотя в кабине было холодно. Теперь деваться было некуда. Он пропал. Ах, почему он не воспользовался возможностью смыться...

Заработали пропеллеры, и самолет выехал на взлетную полосу. Он был заправлен топливом лишь наполовину, чтобы можно было быстрее взлетать и садиться. Вообще-то «хейнкель» не предназначен для полета на небольшой высоте, но именно на такой высоте ему предстояло лететь. Американские войска, расположенные по курсу перелета, были предупреждены, но осторожность не помешает: немецкий бомбардировщик с соответствующими опознавательными знаками рисковал подвергнуться обстрелу с земли. Зенитчики сначала откроют огонь, а потом уже вспомнят о предупреждении. Над Рейном самолет нырнул в воздушную яму, и Раш довольно улыбнулся. Это было чудесно – вновь чувствовать напряжение, азарт; сидеть в самолете, прислушиваясь к учащенному биению собственного сердца.

С ним произошла некая невидимая перемена. Сомнения и колебания остались позади, Раш был уверен в себе, в успехе операции. Несколько недель будущее для него как бы не существовало – оно превратилось в череду непосредственных задач, которые нужно было решать одну за другой.

Затем Раш стал колебаться, не зная, какая жизнь для него предпочтительнее. С одной стороны, ему хотелось отомстить своим врагам. С другой – жить в собственном поместье – таком, в каком он родился. Раш стал мечтать об Испании, где такая спокойная жизнь была бы вполне возможна. Но теперь Раш понял, что ошибался. Он не из тех людей, кто может обрести мир и покой среди виноградников. Зря он пытался отбросить прожитые годы. Это невозможно – минувшая жизнь стала частью его натуры. Нельзя скрыться в будущее, не отомстить тем, кто причинил ему зло.

Он снова в военной форме. Вскоре он окажется на немецкой территории, а в Германии находятся те, кто его подставил. Стоит самолету приземлиться, и он запросто сможет скрыться в лесу, заняться своими личными делами...

Нет, этого делать нельзя. Он сам согласился возглавить рейд. Дал слово. К тому же нападение на Вевельсбург само по себе – акт возмездия. Значит, личными делами он займется после рейда. Когда он будет способен. Что ж, господин Шелленберг, с удовлетворением подумал Раш, придется нанести вам небольшой визит... Его пальцы стиснули рукоятку автомата. Если не отвернется удача, если проявить некоторую находчивость, то, возможно, удастся добраться и до Шелленберга, и до самого Гиммлера! Нет, с обоими ему расквитаться не удастся. Но уж один-то точно поплатится за предательство головой. Раш будет охотиться за ними среди руин разваливающегося рейха.

– Герр Раш?

Конуэй. Раш, прищурившись, разглядел в темноте силуэт. Еще один кандидат на отмщение. Тоже предатель, хоть и жалкий – для такого и пули много. Сидит, трясется, того и гляди в штаны наделает. Думает только об одном – как бы спасти свою шкуру. Увлеченному великими замыслами Рашу пришло в голову, что марать руки о Конуэя, пожалуй, будет унизительно.

– Мне нужно поговорить с вами.

– Сейчас не время.

– Пожалуйста, герр Раш.

Раш встал, подошел к Конуэю и сел рядом.

– Ну?

– Я хочу объяснить про Дублин. У меня не было выхода. Меня прижали к стенке.

– Угрожали? Или раскаленные иглы под ногти совали?

– Меня бы расстреляли. Честное слово, поверьте мне!

– Ну и правильно сделали бы.

Зря он подсел к этому слизняку. Нужно вернуться на свое место и ждать, погрузившись в молчание. Скорцени называл эту стадию «окончательное молчание» – когда душа и тело достигают высшего уровня напряжения. Через несколько минут начнется спектакль.

– Как вы думаете, мы выкарабкаемся?

Раш тяжело вздохнул, раздираемый злостью и презрением. Нет, все-таки на него жалко пули, подумал он.

– Нужно действовать быстро и решительно. Это приносит удачу.