Чёрный иней - [74]
«Хотя бы небольшой разгон! С ходу выбить противоположную дверь». В том, что она замкнута, он не сомневался. Дверь была прямо напротив, за каких-то три метра.
Сгруппировавшееся тело мелькнуло в воздухе, упругим вихрем пересекло неширокое пространство коридора... Обеими ногами — в замочную скважину!..
Удар был страшен. Язычок замка вырвало из гнезда вместе со скобой. Дверь затрещала и распахнулась. Однако преграда частично погасила инерцию прыжка, и Байда упал на пороге, по пояс высунувшись из комнаты. Он успел дать короткую очередь вдоль стены и откатился внутрь комнаты. «А они проспали мой бросок, проспали, салаги... Сейчас гранатой...»
Каким-то шестым чувством Байда почуял опасность, внезапно возникшую за спиной. Он резко отпрянул в сторону, одновременно перекатившись на спину. Вспышка на конце ствола, нацеленного почти в его лицо, резанула по глазам. Пули ударили в пол там, где только что была его голова. Коротким взмахом ноги Байда подсёк тёмную, почти чёрную после яркой вспышки фигуру. Немец свалился навзничь.
Тогда Байда резко взмахнул правой рукой и коротко и жёстко, будто топором, ударил немца ребром ладони в переносицу. Этот удар вызывал шок и надолго отключал сознание.
Немцы почему-то замешкались. Это было непонятно. До Байды долетел глухой шум какой-то заварухи, и он понял, что именно сейчас пришло его время, время встречного удара. Снова бросил тело из укрытия под стену напротив, расстреляв в прыжке здоровяка, одетого в серый свитер с растянутым воротом. Автомат казался игрушкой в его красных ручищах. Двое других только-только успели выбраться из-под лежащего на полу чьего-то истерзанного, в грязной бахроме бинтов, тела. Они не успели переключить внимание на Байду, и он не пожалел патронов. Один из них пробежал по инерции ещё пять метров, прежде чем грохнулся лицом об пол.
Наступила тишина. Сквозь сумрак и пороховую гарь, заполнившую коридор, Байда силился разглядеть того, кто своим внезапным вмешательством застопорил наступательный порыв фашистов и тем спас его.
Снова прислушался. Потом медленно и осторожно встал. Не отрывая глаз от противоположного конца коридора, проверил пульс у обоих немцев, убедился, что они ему уже не опасны, и только после этого кинулся к распластанному телу, лежавшему у приоткрытой двери с надписью «Амбуланц». Ещё не добежав до тела, буквально измочаленного в схватке, Байда узнал в нём Щербаня.
Его лицо было разбито, а сам он, весь в окровавленных бинтах, был похож на выпотрошенную куклу.
— Как же ты здесь оказался, родной? — спросил себя Байда, не в силах оторвать глаз от тела товарища. Снял шапку и на секунду замер у стены... Кто тебя так? Он оттащил тело Щербаня в угол. Спасибо, что выручил, Гриша, за всё. Прости... И прощай. Мужская у нас работа, и ты выполнил её достойно. А теперь... Не осталось у тебя уже больше дел на земле... Мы тут за тебя. Спи...»
Когда Байда осторожно поднялся на последнюю ступеньку круто изогнутой лестницы, перед глазами предстал пустой коридор. Первая дверь справа была открыта, и столб полярного света отбрасывал на пол серый размытый квадрат. Байда замер, прислушиваясь к тишине. Он не доверял ей. Что-то смутно настораживало, заставляло сердце сжиматься в ожидании. Втянул ноздрями воздух: гуталин! Вот оно. Запах густой, значит, его источник где-то рядом. Сделал бесшумный шаг, и ухо уловило посторонний, едва слышный скрип, будто кто-то переступил с ноги на ногу... «Ага, голуба! Долго же ты выжидал...»
И сразу услышал в полумраке за спиной тяжёлое сопение. Он готов был поклясться, что там, за спиной, только что никого не было. Он же осматривался, был уверен...
Но немец возник будто ниоткуда, из воздуха.
Байда нырнул под ноги первому немцу, выпустившему наугад короткую очередь. Дородный фашист перевалился через Байду, не успев увернуться от Байдиных «ножниц».
Неуловимым движением Байда метнул нож во второго. Услышал хрип. Потом поднял автомат... Короткие трескучие очереди пригвоздили к полу двух участников этого последнего боя.
Во рту ощущался привкус металла и пороха. Грудь пронизало болью. «Неужто зацепило-таки? Когда?!»
Заглянул в каждый уголок, убедился, что дом пуст, после чего подошёл к немцу, единственному, кто уцелел и до сих пор лежащего неподвижно. «А, может, дуба дал ганс?» Прислонил немца к стене, сам сел напротив: «Да нет, живой...»
Немец очнулся. Байда смотрел, как он еле-еле шевелит языком. Мелькнула мысль: «И на хрена я оставил его поганить этот свет? Лишняя морока...».
— Кто ты? И как тебя зовут?
— Радиотелеграфист первого класса Фриц Бегель. И тут Байду осенила счастливая мысль.
— Садись, Фриц, передавай, — подтолкнул он немца к рации.
— Но сейчас это бесполезно, господин офицер. В метель даже короткие волны не проходят, — возразил «радиотелеграфист первого класса», сразу ставший разговорчивым от осознания того, что он единственный здесь выживший. Он с опаской поглядывал на страшного славянина, в одиночку справившегося с восемью его товарищами.
«Прежде всего — оценка достоверности: насколько соответствует действительности то, о чём пробубнил в эфир немецкий радист? Пятеро красных сдались. Ложь! Что угодно могло случиться: взять в плен обессиленных, раненых, может даже, безоружных — это я ещё допускаю, но, чтобы «сдались», дудки!»
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.