Черный ход - [111]

Стреляли, я уверен, в воздух: пугая других, разогревая себя. Буйные рати еще не сошлись лицом к лицу, не обменялись парой-другой оскорблений, не услышали призыва вожаков. Но скоро это произойдет, возбужденные всадники доберутся до центра, где их, дрожа от желания покинуть свои укрытия, уже ждут предводители.

И тогда помилуй, Боже, несчастных дураков!

Видя схватку двух душ, истинной и ложной, я готов был поверить, что это и есть настоящие предводители. Бьются перед войсками не на жизнь, а на смерть, и от исхода их поединка зависит исход сражения.

Я не знал, чем закончилась наша безумная авантюра с объятиями – успехом или провалом. В оружейной лавке я видел, каких трудов стоит душам мистера Пирса и мистера Редмана исполнить задуманное. Сам я трижды подумал бы, прежде чем браться за такую работу. Меня настигали обрывочные видения – море, пристань, пожар, толпа. Я понимал, что в действительности – в той, которая лежала с изнанки черного хода – все выглядит иначе, обстоит иначе, что это мой слабый человеческий разум выступает в роли переводчика, толкуя невозможное в возможных понятиях. Но объявить под присягой, что мы пришли к победе или потерпели поражение, я, Саймон Купер, не смог бы ни в одном суде отсюда до Чикаго.

Да и то, победа легко могла обернуться поражением. В Элмер-Крик, да и в любом подобном городке для стрельбы и поджогов не требуются чрезмерно веские поводы, а сегодня ночью поводов хватало, и не сказать чтоб слабых.

Души лупили друг друга почем зря. Подробности были видны скверно, несмотря на фонарь, в который превратился банк; необходимость смотреть на мир взглядом шансфайтера лишь усугубляла проблему. Но я со всей ясностью понимал, что призраку нельзя сломать нос, вывихнуть плечо, отбить почки, размозжить череп. Хотя сказать по правде, мистер Редман, ложный и истинный, делали все возможное, чтобы разубедить меня в этом. То, что иной понял бы под вывихом или переломом, для них значило нечто иное, подобное выстрелу из шансера.

Я помнил слова китайца:

«У моей жены отбита одна десятая часть тянь-цай, четверть жень-цай и около трети ди-цай. Десятая часть небесной удачи, четверть человеческой и треть земной. Такое сочетание негативных обстоятельств…»

Что бы ни отбивали друг другу мистер Редман и его тахтон, сражаясь над телом мистера Редмана – Господи, прости меня, грешного! – это приносило урон обоим. Но и в уроне, и в прибыли душа мистера Редмана не уступала проклятому тахтону. Я готов допустить, что наши души изначально владеют искусством причинять разнообразный вред другим душам, истинным или ложным, местным или явившимся из других, неведомых областей Творения – в особенности если бойцовая душа пребывает в свободном бестелесном состоянии.

От этой мысли у меня по спине бегут мурашки, но сейчас не время предаваться страху.

Шериф Дрекстон по-прежнему бесновался на крыльце, потрясая разряженным револьвером. Он не видел того, что видел я, но видел что-то, недоступное здравому смыслу. Приют на острове Блэквелла принял бы мистера Дрекстона с радостью. Таких постояльцев там мыли холодной водой из брандспойта, а затем выдавали робу из грубой ткани и засаленный колпак.

Души еще дрались, когда рядом с шерифом возник Вильям Джефферсон. Шинель он сбросил в конторе, шапку потерял, но даже без этих экстравагантных предметов одежды я бы не спутал Джефферсона ни с кем иным, при свете дня или пламени пожара. Гигант, чей могучий живот выпирал из-под жилета, а длинные, как у женщины, волосы обрамляли блестящую лысину – Джефферсон пожирал глазами труп несчастного Редмана, затем устремил свой взор на меня. Правая рука его, искалеченная мисс Шиммер, висела бесполезным грузом, наспех перевязана окровавленной тряпкой, но левая действовала живо и целеустремленно, выказывая большой опыт в подобных делах.

Не все люди одинаково хорошо стреляют с обеих рук. Когда Джефферсон выхватил револьвер, я понял, что он – исключение.

Картина, открывшаяся мистеру Джефферсону, и выводы, которые он сделал из увиденного, были для меня ясны, как солнечный день. Тахтоны оставались невидимы для угольного короля, зато шериф и тело Джошуа Редмана складывались друг с другом легче, чем полдоллара и пятьдесят центов. Любимчик мэра, главный претендент на шерифскую звезду, в разгар неприятных событий ломится в мэрию, под крыло к благодетелю. Зачем? Какая разница, зачем, если Дрекстон наконец решился убрать конкурента? Перед этим шериф защищал Джефферсона перед Сазерлендами, позволил ему спрятаться в конторе от пуль мисс Шиммер, сделать перевязку. Когда все закончится, а все рано или поздно кончается, Джефферсон и шериф выступят единым фронтом против Фредерика Киркпатрика, при котором процветающий Элмер-Крик превратился в гнездо раздора. Шерифу в итоге останется его звезда и яблочные пироги вдовы Махони, Джефферсону – вожделенный нефтепромысел, а там, чем черт не шутит, и мэрское кресло…

Шериф – убийца Редмана. Джефферсон – союзник шерифа.

А напротив стою я, ваш покорный слуга, с револьвером в руке. Я видел, как шериф прикончил своего заместителя. Я достал оружие. Револьвер шерифа разряжен, мой заряжен. Дурная слава Саймона Купера бежит впереди него. Болтают, что Саймон Купер бьет без промаха, а в его пушке сидят раскаяния самого скверного пошиба. Что, по мнению благоразумного мистера Джефферсона, собирается делать мое безумное преподобие?!