«Чёрный эшелон» - [20]

За те сутки, что они не виделись, Павел осунулся, глаза ввалились и потемнели.

У Печкура задрожали усы.

— Что случилось?!

Полищук рукавом вытер мокрое от дождя лицо, на виске задергалась синяя жилка.

— Немедленно уходите. И вы, и Сергей Сергеевич. Вам нельзя возвращаться.

— Почему? Связные?..

— Связные ушли. А Веру Ивановну взяли. Убита она, — в горле Павла хрипнуло, но не от простуды, а от рыдания…

По лицу Печкура прошла тень. Зазвенел гаечный ключ, выпавший из ослабевших пальцев. Он покачнулся, точно его ударили. Павел подхватил старика, поддержал, и они на минуту застыли, опустив головы. Перед Иваном Ивановичем встал милый облик сестры, ее добрые, родные глаза. Всю жизнь прошли рядом — и гражданскую, в те трудные годы, когда голодные и холодные восстанавливали депо, и Вера Ивановна, горластая, веселая комсомолка, поднимала молодежь. Из потухшей топки, сгорбившись, показался Мейер, он все слышал.

— Что делать будем, Иван Иванович? — тихо спросил он, встав рядом.

Этот вопрос заставил Печкура очнуться от страшного, казалось, все поглотившего горя. Он вспомнил, что судьба подполья в его рука, от него зависят судьбы живых…

Не дожидаясь его ответа, горячо, сбивчиво заговорил Павел:

— Товарищи, вы немедля уходите… В лес… А мы с Пулатом, с Борисом, с другими ребятами заложим оставшуюся взрывчатку, мины — и все на воздух! Пусть сами погибнем, а за Веру Ивановну отомстим.

Мейер молча слушал: ему нечего было возразить на это, ведь так трудно было играть роль фашистского холуя и соглядатая, хотелось поскорее с этим покончить. Но в то же время что-то в предложении Полищука казалось ему неверным.

Медленно, с трудом преодолевая боль, заговорил Печкур:

— Нет, Паша, дорогой, не так надо мстить за нашу Веру Ивановну, за все зверства гитлеровские… Не затем нас областной комитет в тылу оставлял, не такой наказ от партии дан. И у Пулата с Алехиным — иная задача.

Горе не оставляло Ивана Ивановича, но с каждой минутой восстанавливалась его уверенность в своих силах, в силах оставшихся товарищей. Он глубоко вдохнул сырой осенний воздух, смешавшийся здесь, в будке, с такими привычными запахами металла, железной окалины, смазочного масла. Голос его окреп.

— Руководящая тройка подполья сейчас налицо, Ставлю на обсуждение, товарищи коммунисты, следующее предложение. Оно соответствует инструкциям, полученным от обкома, и я считаю, мы сейчас лучше всего отвечаем текущему моменту. — Печкур говорил обычные, принятые на собраниях партячейки слова, но теперь они были наполнены особым, не будничным смыслом. — То, что предлагает Полищук, означает фактически ликвидацию подполья, отрезает все возможности вредить врагу изнутри. Кроме того, еще не известно, удастся ли взорвать депо в ближайшие дни. Это значит, что задуманная врагом операция «Черный эшелон» состоится, и состоится без участия наших людей. Дошли связные к Дубову или нет — мы не знаем, так? — Печкур поспешил отогнать от себя гнетущие мысли. — Стало быть, в случае, если партизаны ничего не знают, мы не сможем предотвратить нападение на отряд. Вот это уже будет полный провал: гестапо с полицаями перехватает всех нас и уничтожит партизан… Единственное оружие у нас сейчас — перехитрить гадов, ни в коем случае не уклоняться от намеченного раньше. Тебя же, товарищ Мейер, совсем нельзя расконспирировать, у тебя впереди — особое задание…

Мейер еще не понимал, куда клонит Печкур, но уже начинал догадываться, что в голове опытного подпольщика созрел какой-то план… Но какой? Что можно сделать в таком сложном, почти безвыходном положении?

А Иван Иванович продолжал:

— Меня так или иначе арестуют — сюда ли за мной пришлют или по возвращении в депо… Ты, Павел, ткнул он пальцем в промокший мундир Полищука, — один пока вне подозрений и будешь по-прежнему играть роль связного. А вот Сергей Сергеевич, Курбанов с Алехиным… — Печкур минуту раздумывал. — Для них сейчас самое главное — не потерять «доверия» у господина Клецке, даже больше того — нужно его закрепить. Чуете, хлопцы, куда клоню?..

Мейер и Полищук были поражены железным самообладанием этого человека, но на последний его вопрос оба недоуменно развели руками.

— Не чуете? Ну так слушайте.

Иван Иванович обнял товарищей за плечи и тихо, вразумляюще начал им что-то втолковывать. Окончив говорить, спросил только: «Кто за?» — и первый поднял руку. На секунду позже это сделали Мейер и Полищук.

Парный немецкий патруль простучал по шпалам коваными сапогами и свернул за гидроколонку. Почтительно и безответно откозыряв патрулю, мимо него прошел Полищук. Он спешил в конторку, где собирались дежурные паровозные бригады. По дороге отметил про себя, что после ареста Веры Ивановны, Клецке ввел внутреннее патрулирование в дневное время, удвоил состав патруля. «Да, подготовить крупную диверсию было бы, пожалуй, невозможно», — подумал Павел, лишний раз убеждаясь в правоте Печкура. Но удастся ли задуманный им план?.. Теперь все зависит от того, сумеют ли ребята не сорваться, четко разыграть не свойственные им роли. Ох, и трудно им придется. Пожалуй, куда проще закладывать мины в топку, толкать в буксы-песок, а тем более выходить из леса навстречу врагу с оружием в руках. Павел вздохнул, нервы его напряглись, но он тут же взял себя в руки. «Сейчас и от моей уверенности многое зависит…».