Чернышевский - [24]

И перед лицом этого революционного метода проповедь реформы казалась Чернышевскому «мелким, презренным, отвратительным для всякого умного человека: для умного радикала таким же (отвратительным, как и для умного консерватора, пустым, сплетническим, трусливым, подлым и глупым либеральничанием»^{58}.

При столь ясном понимании противоположности интересов крестьянской массы и дворянского и дворянско-буржуазного либерализма Чернышевский не мог не стать живым воплощением пробуждающихся сил революции против тех политических и экономических экспериментов, из-за размеров которых конкурировали либерализм и крепостничество. В эпоху крепостнического и либерального обмана народа «освобождением» он взял на себя трудную задачу разоблачения этого обмана, разоблачения всех тех бедствий, которые несло народу крепостническими руками проведенное «освобождение». Он не остановился перед тем, чтобы апеллировать к самой массе, призывая ее самое защищать свои нужды, никому не передоверяя этого дела. В тот момент масса не откликнулась. Вопрос был решен помимо ее, не по-французски. Но дело Чернышевского могло терпеть поражения, но не могло умереть. Он не принадлежал к «жрецам минутного, поклонникам успеха». «Будь, что будет, а будет и на нашей улице праздник», писал он. Он оказался прав в том смысле, что правильно наметил неизбежность столкновения, что понял движущие силы неизбежной революционной борьбы вокруг земли. Поэтому именно он в ту эпоху представлял будущее революции и всей страны, поскольку только народная революция могла вывести Россию из тупика азиатского крепостничества и либерального своекорыстия.

Первая широкая попытка крепостничества укрепить свое положение путем буржуазной реформы увенчалась сравнительным успехом. Крестьянство было освобождено без земли, но с обязательством покупать плохую землю по высокой оценке у помещика по одному его одностороннему требованию.

Либерализм не только не оказал достаточного сопротивления, но оказался певцом этой «реформы».

Крестьянская демократия принуждена была уступить почти без боя, отдав авторам «реформы» своего идеолога — Чернышевского — в качестве военнопленного.

Но развитие не могло быть остановлено.

Замедленным и трудным путем Россия переходила к новым социальным отношениям, покуда в ней не вырос пролетариат, класс, способный к решительной борьбе со всеми формами рабства. Тогда пробудилась и крестьянская масса, которую тщетно призывал Чернышевский.

Тогда организатор революций, которой суждена была победа, а не поражение, сказал, вспоминая своих предшественников на революционном пути: «беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадет даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы»^{59}.

Тогда вождь революции, которая осуществила на деле мечты и надежды Чернышевского-социалиста, восстановил перед народом его образ — как образ своего предшественника, назвал его предвидения «гениальными», его понимание современной действительности «глубоким и превосходным» и охарактеризовал его позицию так: «Чернышевский понимал, что русское крепостническо-бюрократическое государство не в силах освободить крестьян, то есть ниспровергнуть крепостников, что оно только и в состоянии произвести мерзость, жалкий компромисс интересов либералов (выкуп — та же покупка), и помещиков, компромисс, надувающий крестьян призраком обеспечения и свободы, а на деле разоряющий их и выдающий головой помещикам. И он протестовал, проклинал реформу, желая ей неуспеха, желая, чтобы правительство запуталось в своей эквилибристике между либералами и помещиками и получился крах, который бы вывел Россию на дорогу открытой борьбы классов»^{60} — следовательно, на дорогу победоносной революции.

3. ПЛАН РЕВОЛЮЦИОННОГО ПЕРЕВОРОТА

ОПИСЫВАТЬ последствия победы «реформы» над революцией в России 60-х годов излишне. Это значило бы написать историю страны с 19 февраля 1861 по 25 октября 1917 года. На 50 лет эта победа консервировала дворянскую монархию, остатки крепостничества, зверскую эксплоатацию трудящихся, сохранила Угрюм-Бурчеевых и Распутиных наверху, Держиморд и унтеров Пришибеевых внизу, держала страну на уровне азиатской отсталости в производстве, технике, культуре..

Историческое значение Чернышевского определяется тем, что в этот переломный момент он, во-первых, с наибольшей ясностью видел, куда ведет победа этого пути, во-вторых, с наибольшей решительностью боролся против этой победы, в-третьих, с наибольшей последовательностью противопоставил этому пути — путь революционной ломки. Он стоял за революцию не потому, что любил грохот революционных битв и блеск эффектных исторических сцен. Он не был любителем «эффектов». Он готов был признать в абстракции, что «мирный путь» развития «экономнее», и ряд исследователей, плохо понимавших его позицию и его иронию, поспешил сделать из этого кучу ошибочных выводов^{61}. Правда, они могли при этом опираться на несомненно имевшиеся у Чернышевского в этом пункте противоречия, на ряд его высказываний в том духе, что столкновение взаимо-противопоставленных сил ведет к их растрате, что предпочтительнее силами разума преодолеть неизбежность прямого столкновения борющихся групп, т. е. на все те черты мировоззрения Чернышевского, которые отделяют последнее от учения Маркса о классовой борьбе как ведущем начале человеческой истории. Этих черт у Чернышевского много. От марксового понимания и истолкования классовой борьбы, ее основ, ее роли и ее хода он был далек. Чернышевский был представителем и идеологом крестьянской, а не пролетарской революции.