Черные розы - [58]
Казыми расхохотался. Мулла Башир бросил на него осуждающий взгляд и продолжал:
— Прозрение дочери садовника и потрясет этот фундамент.
— А что вы теряете?
— Все! Уважение мюридов, потерю доходов дома божьего… Нет-нет, это невозможное дело! И вы не должны допустить врачей до этой операции!
— И это все?
— Аллах свидетель, это все! Я думаю, — повернулся он к Азиз-хану, — хан-саиб отблагодарит хирурга, который откажется вмешиваться в дела всевышнего.
— Даже так?
— Да-да, доктор-саиб, я дам пять тысяч афгани, — поспешно заявил Азиз-хан.
— Хорошо. Я передам вашу просьбу господину Давуду, — ответил ледяным тоном Фахрулла и попросил воды для мытья рук.
Провожать отъезжающих вышли мулла Башир, доктор Гулам и Гюльшан. Придерживаясь афганского обычая, дочь хана следовала в двух-трех шагах позади мужчин.
Казыми открыл дверцу машины и увидел огромный букет благоухающих роз.
— Это от меня для Амаль, — поспешно проговорила Гюльшан.
— Для Амаль? От вас? — удивился Казыми.
— Да, для дочери нашего садовника от меня…
Фахрулла бросил на дочь хана пытливый взгляд. «Хоть и молода, а хитра, как опытная лиса», — подумал он.
Шофер включил мотор.
— Пусть благополучие сопутствует вам в пути, доктор-саиб! — благословил отъезжающих мулла Башир.
— Мир всем вам! — ответил Фахрулла, усаживаясь рядом с шофером.
Казыми сел в машину и взял в руки букет.
— Так, значит, для Амаль?..
— Нет, что вы, это вам, — прошептала, нагнувшись, Гюльшан. — А ей я привезу сама…
— Вы думаете, ханум, посетить ее в Кабуле?
— Надеюсь, что с вашей помощью…
Казыми удивленно поднял брови.
Запыхавшись, прибежала мать Гюльшан и протянула Гуламу конверт.
— Это за визит, саиб!
Гулам принял конверт и передал профессору.
— Надеемся, господа, вы не оставите хана без внимания… — не поднимая головы, робко произнесла жена хана.
— Не волнуйтесь, судьба хана в надежных руках! — ответил Фахрулла, указывая на Гулама. — Доктор окажет ему необходимую помощь.
Машина тронулась. Казыми, повернувшись назад, помахал букетом роз.
«А ты уже вертишься возле моей ловушки! — обрадованно подумала Гюльшан. — И ты попадешься в нее и поможешь отомстить моим врагам».
— Тебя накормили, Ахмед? — спросил Фахрулла, обращаясь к шоферу.
— Да, саиб, сама дочь хана мне приносила еду.
— Скажите, какой почет!
— Да, саиб… Она очень интересовалась нашей больницей, спрашивала, кто у нас главный врач, кем работаете вы, доктор Казыми. И может ли она найти меня в больнице.
Фахрулла повернулся назад, посмотрел на Казыми.
— Вы понимаете, друг мой, что делается на белом свете?
— Немножко.
— Жаль, следовало бы побольше…
— А в чем дело?
— Доктор Шнейдер на вашем месте поживился бы здесь…
— Не думаю…
— Плохо вы знаете Шнейдера! Меркантилен до мозга костей…
— Каждый хочет жить, саиб.
— Да, но не строить свое благополучие на несчастье другого…
Доктор Казыми ничего не ответил. «А как же иначе? — размышлял он. — За десять лет жизни в Нью-Йорке я убедился, что человек без бизнеса — дохлый осел. И прав мулла Башир: к чему этой девушке зрение, если Азиз-хан может на всю жизнь ее обеспечить. И зачем этому кочевнику, за душой которого нет ни копейки, жениться? Чем он обеспечит жену, да еще слепую? А не передать ли предложение Азиз-хана профессору Шнейдеру? Ведь это, пожалуй, будет добрым делом: девушка станет ханшей, взбунтовавшиеся умы лагманцев успокоятся. Да и больница освободится от ненужных затрат и хлопот».
— Ну-с, дорогой мой, что вы скажете о бреде муллы Башира? В Америке вы таких типов, конечно, не встречали?
Казыми ответил не сразу.
— Там свои нравы и свои пороки… — произнес он уклончиво и спрятал свое лицо в букет.
Было уже поздно, когда Фахрулла и Казыми возвратились в клинику. Мирза Давуд обходил палату. Вместе с ним были его коллеги из иностранных посольств: миссис Мелби — из американского, доктор Вильямс — из британского, доктор Скрипкин из Советского Союза и Фархад Сами — из турецкого.
Доктор мирза Давуд считал общение врачей полезным делом и частенько приглашал к себе иностранных коллег.
— Врачи должны делиться опытом, — говорил он своим воспитанникам. — Замкнутость, отчуждение от собратьев приносит только вред медицине!
Фахрулла и Казыми застали главного врача в палате, возле Амаль. Профессор Шнейдер давал объяснения.
Доктор Мелби любовалась дочерью садовника.
— И какая это добрая душа позаботилась о ней? — прервала она Шнейдера.
— А это наш уважаемый профессор! — ответил с улыбкой Шнейдер, глядя на мирзу Давуда.
— Браво, мистер Давуд-хан! — воскликнула Мелби и протянула ему руку. — Я восхищена вашей гуманностью!
— Как же иначе, миссис Мелби, — смутился мирза Давуд.
— Владельцы клиники в США на такой операции заработали бы колоссальную сумму. Я видела прейскурант треста, доставляющего роговицу… тысячи долларов!..
— В распоряжении этих трестов, очевидно, много баз?
— Что вы, доктор Скрипкин! Какие там базы? — удивилась Мелби. — Разве в Америке мало нуждающихся, готовых продать свой собственный здоровый глаз?!
— Есть деньги — любуйся миром. Голоден — продавай здоровый глаз богатому слепцу!
Миссис Мелби пожала плечами и обратилась к Шнейдеру:
— Завидую вам, мистер Шнейдер! Я бы с удовольствием взялась за скальпель!
Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.
«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?
Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.
В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.
Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.
Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.