Черные розы - [53]

Шрифт
Интервал

— Ну, я себя не дам в обиду! — поспешила успокоить его мать.

После недолгого раздумья Саид вытащил из кушака синюю бумажку в двадцать пять афгани и протянул Надиру.

— Вот тебе на харчи…

Надир спрятал руки назад.

— Не возьму! Заработаю сам…

— Отца надо слушаться! — сказал Саид и, обняв Надира, крепко прижал его голову к себе. — Иди! — сказал он твердым голосом. — Я поручаю вас обоих аллаху. Пусть он оберегает тебя и Амаль от злых людей.

— Спасибо!.. — ответил Надир и пошел.

— Стой, через сад опасно…

— А я через гранатовую рощу, — лукаво улыбнулся Надир. — Мне эта дорога знакома. Мир с вами, родные мои!.. — и выбежал во двор.

Вслед за сыном ушла и Биби. Оставшись один, Саид смотрел в опустевший угол, где еще недавно лежала его больная дочь. У него будто что-то оборвалось. «Амаль увезли. Надир ушел. Один!..» Правда, оставалась еще Биби, но разве может она заменить ему дочь?! Он вышел во двор, разбудил конюха, совершил вместе с ним намаз и сел пить чай.

Думы о дочери сдавили горло, он отодвинул недопитый чай, встал и направился в сад. Дивана сочувственно посмотрел ему вслед: «Бедный Саид!.. И чего он так убивается об Амаль? Аллаху захотелось сделать ее богатой, пусть и выходит за хана. Шутка ли — стать женой такого богача и жить припеваючи? Дура Амаль, что закапризничала. Что из того, что он на много лет старше ее? Не все ли равно?»

Осушив большой фарфоровый чайник и съев все, что передали им для двоих на завтрак из господской кухни, Дивана занялся своим делом.

Время летело для него, как гонимый ветром сухой лист. Перетащив последнюю корзину навоза в сад, он сбросил со своих плеч тяжелый груз и перевел дыхание. Заслонив рукой глаза, поднял голову. Солнце стояло в зените. «Пора бы обедать!» — подумал он и направился к лачуге Саида. Обед из кухни всегда приносил садовник.

Не увидя возле лачуги Саида, конюх крикнул:

— Амаль, отец еще не приходил?

Ответа не последовало. Дивана крикнул снова. И снова тишина.

«Неужели еще спит? — удивился Дивана. — Как можно столько спать!»

— Амаль! — громко позвал он, подойдя вплотную к дверям.

Тишина!..

«Уж не случилось ли чего недоброго с нею?» — заволновался Дивана. Он тихонько пробрался к дверям и затаив дыхание заглянул в лачугу. Никого! Только у стены лежали аккуратно сложенные одеяла. «Где же Амаль? Ведь она же никуда не выходила! Ушла к хану?»

Дивана уселся возле лачуги и с нетерпением ждал появления Саида.

— Где же Амаль? — встретил он его, обжигая горящим взглядом.

— Солнце сияет над тобой, зачем же нам искать Амаль? Пообедаем и без нее. — Садовник протянул Дивана поднос с едой.

Внешне спокойный, Саид, не переставая, думал об Амаль. Увезли ее или нет? От волнения он не мог ничего есть, не мог сидеть спокойно и решил сходить в дом учителя, навестить дочь.

— Дивана, обедай, а я отлучусь ненадолго…

«Чай не допил, от обеда отказывается… Совсем с ума сходит», — подумал конюх.

— Где же Амаль? Неужели уже там? — спросил Дивана, кивком головы показывая на женскую половину особняка. — Скоро, значит, свадьба, и от хана-саиба будем получать подарки!

Саид искоса взглянул на него и, ничего не сказав, ушел. Проводив его удивленным взглядом, Дивана принялся усердно доедать обед.

А Саид, не теряя времени, спешил в дом учителя. Мимо прошла группа женщин. Сквозь мелкую сетку покрывал они с любопытством посмотрели на его встревоженное лицо. Саид, как это подобает мусульманину, опустил голову. Вот его обогнала целая семья: мужчина ехал на осле, женщина с ребенком за спиной шагала рядом.

Впереди, переваливаясь с бока на бок и поднимая клубы желтой пыли, показался легковой автомобиль. Ветер трепал прикрепленный к машине белый флажок с красным серпом луны. «Неужели увозят?» — подумал Саид и бросился к машине. Сидевший рядом с шофером афганец в серой каракулевой шапке велел остановиться.

— Амаль! — воскликнул Саид и бросился к открытому окну.

— Отец! — ответила та, подняв покрывало.

— Дочь моя! — с дрожью в голосе говорил Саид. — Бедная моя малютка… Неужели это конец твоим мукам, твоей черной судьбе? Неужели врачи спасут тебя?..

— Вполне возможно, отец… — ответил человек в каракулевой шапке. — Доктора умеют спасать и от смерти…

— Небо милостиво к вам, сын мой!

— Может быть, — с улыбкой ответил кабулец. — Ну, давай двигайся! — кивнул он головой шоферу. — Мы торопимся, падар. Пожелайте дочери счастливого пути и благополучного исхода…

Машина зашумела и рванулась вперед.

Саид смотрел ей вслед, пока она не растаяла в желтой пыли. Он смотрел с такой щемящей грустью, будто в последний раз видел свою Амаль. Вернувшись в сад, он принялся за работу. Срезал лишние ветки, рыхлил землю под кустами, чеканил молодые побеги. Время от времени поднимал глаза к небу, проверяя время по солнцу. Никогда еще минуты не казались ему такими длинными и тягостными, как теперь. Он испытывал острое желание увидеть Биби, узнать о разговорах, ползущих из женской половины особняка, об Амаль. Сам он из страха перед Азиз-ханом идти в дом не хотел.

Наконец наступил вечер, и Биби явилась сама. Увидев ее, Саид ужаснулся: в глазах женщины стояли слезы, она не могла произнести ни слова. А под конец с трудом вымолвила:


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать
Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.


Клуб для джентльменов

«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?



Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.