Черные розы - [52]

Шрифт
Интервал

Нарвав букет, Саид протянул их Надиру.

— На, сынок, отдай своей невесте!

— Что вы наделали? — в ужасе посмотрела на него Биби. — Ведь за каждую веточку хан возьмет чашу вашей крови…

— Ради такого счастливого случая хозяин не посмеет обидеть меня! — ответил Саид. — Эти розы пропитаны моей кровью. Пошли, сынок.

Прижав цветы к груди, Надир как на крыльях несся к Амаль. Весь мир в эти минуты был у его ног. Он самый счастливый человек на свете! Он вбежал в комнату и бросился к ногам Амаль.

— Надир, это ты, моя жизнь и моя смерть?..

Отец, плача, обнимал их обоих.

— Пусть ваша дружба будет навеки! Пойдемте в сад, пусть луна искупает вас в своем чистом божественном свете!

— Ах, луна… — с грустью произнесла Амаль. — Я еще помню ее свет, такой серебристый…

— Скоро ты увидишь ее. Она такая же, как всегда, — подбодрил отец.

— Ой, дождусь ли я этого дня?..

— Дождешься, доченька! Скоро, очень скоро ты увидишь ее опять!

Надежда — вот он бог обездоленных!

НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК КРЕПЧЕ СТАЛИ

Саид сидел за скромным чаем, смотрел на дочь, Надира и думал: «Как они счастливы! Как довольны!»

— Отец Амаль, не пора ли нам идти?.. — прервала его думы Биби.

— Да, Биби, уже поздно, надо подниматься, — спохватился Саид, торопливо отодвинул от себя чашку с недопитым чаем и поднял руки над головой: — Аллах, ты видишь все своим оком!.. Я не в силах идти против потока! Прости и помилуй, если мы творим великий грех, — и, повернувшись к Амаль, приглушенным голосом добавил: — Дочь моя, сейчас мы с Биби проводим тебя в дом Наджиб-саиба, а завтра за тобой приедут из Кабула.

— Я знала, что Надир добьется своего! — воскликнула Амаль. — О, как я люблю вас, отец!.. Просто даже не верится, что я буду видеть!.. Аллах, ты милостив ко мне, я буду вечно молиться тебе за Надира…

Все поднялись. Биби набросила на Амаль черную чадру, шепнула Саиду:

— Посмотрите, спит ли Дивана!

Саид вышел во двор, потом вернулся и жестом руки позвал женщин.

— Нет, сынок, — остановил он Надира, который двинулся было к выходу. — Погаси свет и сиди дома. Тебе нельзя показываться. Сиди здесь и жди, пока мы вернемся.

Амаль, торопливо обхватив Надира за шею, шепнула:

— Ты моя надежда, ты моя жизнь!.. — поспешно поцеловала его и бросилась следом за Биби.

Надир погасил коптилку и остался один в тревожной, волнующей тишине. Усевшись в глубине лачуги, он скрестил руки на коленях и стал глядеть в сад, залитый лунным светом. На молодых тополях, густо посаженных перед домом, дрожала серебристая листва. За ними висели густые тени больших деревьев, а из глубины сада поднималось вверх бархатное небо южной ночи.

Надир не верил своему счастью. Ему не верилось, что завтра приедет машина, такая же черная и блестящая, как та, на которой он ездил в Кабул, и повезет Амаль в большой дом, где много врачей в белых халатах. Он готов был вскочить и пуститься в путь, чтобы там, в Кабуле, у ворот Алиабадской больницы, встретить Амаль. Он сдержал себя и в состоянии полного оцепенения просидел, пока Саид и Биби не вернулись.

— О, как вы долго!.. — воскликнул он, вскакивая навстречу.

— Беседа с хорошим человеком, как песня соловья, разве уйдешь от нее, — ответил Саид и добавил: — Аллах, сделай ее утро светлым!

— Не волнуйтесь, отец Амаль, все будет так, как начертано судьбой, — успокаивала Биби.

— Так-то так, но сердце чувствует недоброе… Я слышал разговор: мулла Башир что-то замышляет против меня… А когда он узнает, что Амаль в Кабуле, так живьем съест. Да и хан грозит выбросить на улицу и оставить без крова.

— Он не посмеет этого сделать! — возмутился Надир.

— О, этот жестокий человек на все способен! Ты еще ребенок, сын мой, и не знаешь его…

— Что будет, то будет, — прервала их Биби, — а пока нужно спать. Я разбужу тебя, сынок, когда нужно, и ты уйдешь незамеченным. Да и вам, отец Амаль, надо отдохнуть.

Саид отправился спать во двор. Надир растянулся на кошме в лачуге. Долго поворачивался он с боку на бок, а сон так и не приходил.

«А что, если этому злому человеку в очках поручат ковырять в глазах Амаль? — вдруг пронзила его тревожная мысль. — «Этот немец — известный ученый, глазной врач», — вспомнил он слова молодого медика. «Какой он ученый! Он — Гитлер. Он может творить только зло. Такого человека даже близко нельзя подпускать к Амаль!»

Последние слова Надир произнес громко, и Биби в испуге начала трясти его за плечо:

— Что с тобой, сынок? В чем дело?

Надир рассказал матери о Шнейдере. Биби призадумалась. «Может, и не стоило отпускать Амаль в Кабул? Сказать об этом Саиду? Нет, тогда он с ума сойдет. Ну, чему быть, того не миновать!» — решила она.

Короткая летняя ночь пролетела и уступила место рассвету. С крыши мечети донесся голос муэдзина, и Саид торопливо поднялся с постели. Войдя в лачугу, он застал мать и сына уже бодрствующими.

— Я пойду в Кабул! — сообщил Надир. — Здесь мне нечего больше делать.

— В Кабул?

— Да, поближе к Амаль.

Саид восхищенно взглянул на Надира. С первых дней и уже делит с нею и горе и радость.

— Чем же ты, сынок, жить-то там будешь? — встревожилась мать.

— Тем же, чем и здесь, — работой, — ответил Надир. — Лишь бы тебя здесь не обидели…


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать
Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.


Клуб для джентльменов

«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?



Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.