Черные розы - [3]

Казалось, все вокруг радовалось приходу в Лагман Надира и его матери. Юноша сиял от восторга. Душа его слилась с природой, с ее неповторимой музыкой. Ему хотелось забраться на самую высокую горную вершину и оттуда взглянуть на этот волшебный уголок.

Биби и Надир спускались в предгорную долину, и сады постепенно скрывались за высокими каменными и глиняными заборами, широкие просторы сменялись тесным лабиринтом улиц.

Биби шла молча, не разделяя восторгов сына. Зрелище родных мест вызвало иное настроение. Она выразила его в таких словах:

— Сколько раз со слезами умоляла я твоего отца вернуться сюда, не скитаться по миру! Но разве он когда-нибудь считался со мной? И все твердил только одно: «Нет, хочу жить в горах, долинах, там легче дышится!»

Хотелось сказать что-то еще, но она не выдержала, заплакала и, махнув рукой, снова погрузилась в молчание. Шли они медленно, не торопясь. Их ведь никто не ждал.

Кто и где приютит ее с сыном?

Попадавшиеся навстречу женщины, мужчины, полуголые дети сочувственно смотрели на одиноких, будто отбившихся от каравана, путников. Некоторые принимали их за бродячих цыган и провожали недоверчивыми взглядами. Занятая своими мыслями, Биби ничего не замечала и ни на кого не обращала внимания. Все ее думы поглотила тревога о завтрашнем дне, о Надире. Перенесет ли он жизнь в Лагмане, сумеет ли перебороть свою вольную натуру, привыкшую к просторным долинам и необъятным горам?

Они подошли к мечети. На открытой веранде сидели знатные люди Лагмана со своим хакимом[2]. Странные путники показались подозрительными хакиму, и он приказал остановить их.

— Эй, вы! Стойте! — раздался окрик.

Мать прикрыла платком нижнюю часть лица.

— Куда держите путь? — спросил хаким, недоверчиво осматривая их с головы до ног.

— Мы здешние, саиб[3]… — ответила Биби с дрожью в голосе.

— Здешние? Чьи же?

— Я дочь покойного плотника Садык-Назара. Мы жили вон там, возле чинары, что стоит недалеко от могилы Хазрат-саиба!

— Кто вас здесь знает?

— Садовник саиба Азиз-хана…

— Саид-баба? — переспросил хаким.

— Да, саиб!

Начальник послал за садовником слугу.

— Есть ли у вас здесь родственники?

— Нет, саиб. Муж был испокон веков кочевником, а из моих родных никого в живых не осталось. Мы с сыном круглые сироты.

Хаким вопросительно посмотрел на присутствующих.

— Если так, то почему же вы пришли в Лагман? Разве кочевникам не все равно, где жить?

Эти слова больно задели сердце Биби. А у Надира гневно засверкали глаза. Биби сделала шаг вперед, отбросила с лица платок и с жаром заговорила:

— Пусть, по-вашему, хаким-саиб… мы бесприютные кочевники, у нас в Лагмане никого, кроме аллаха. Но я афганка, и его отец, — она показала на Надира, — сын этой земли. Мы вернулись в свое родное село… Я думаю, руки прокормят нас и здесь, милостыню мы просить не будем. А когда придет срок, на кладбище найдется и для нас местечко. К счастью, земля там не продается и не покупается.

Простосердечная, искренняя речь Биби тронула собравшихся батраков и дехкан. Вдруг из толпы раздался голос:

— О сестра моя, Биби, вы вернулись!

Человек с библейской бородой, в синей чалме, белой длинной рубашке, подпоясанной синим батистом, пробирался сквозь ряды зевак. Биби с трудом узнала садовника местного богача Азиз-хана.

Саид подошел к хакиму, отдал ему поклон уважения и покорности.

— Хаким-саиб, я ее хорошо знаю, она дочь покойного плотника Назара. Позвольте мне приютить этих обездоленных. С вашего позволения, я поручусь за них своей сединой.

В толпе любопытных кто-то громко и едко хихикнул.

— Эй ты, бесстыдник, побойся кары всевышнего! — строго прикрикнул садовник, повернувшись к толпе.

Стало тихо. Молчал и хаким. Он думал и после долгого колебания вынес решение:

— Ладно, Саид, я верю в твое благородство. Верной службой Азиз-хану отрастил ты седую бороду. Бери их!

Вознеся глаза к небу, Саид-баба прошептал молитву и пригласил гостей следовать за ним.

Все трое шли молча, погруженные каждый в свои думы. Расспросы хакима пришлись не по душе Надиру. С тех пор как он помнит себя, еще никто не допрашивал их подобным образом.

По дороге встретился человек в поношенном европейском костюме, в белой чалме, с очками на носу. Борода этого пожилого мужчины, вопреки правилам шариата, сбрита, лицо украшали только коротко подстриженные усы. Встречный поздоровался первым.

— И вам мир, саиб! — вежливо поклонился ему Саид. — Это наш муаллим, — пояснил он удивленным пришельцам. — Очень почтенный человек.

— Что-то я не помню такого.

— Откуда же тебе помнить! Он приехал из Кабула, когда ты уже не жила в Лагмане.

— О, из Кабула!

— Не пугайся! Он не из тех кабульцев, что опасны для бедных. Наш учитель Наджиб-саиб очень добрый и отзывчивый человек. Он бесплатно пишет прошения беднякам, а если у кого случается несчастье — первым приходит на помощь.

— Да продлит аллах его жизнь на многие годы!

Саид вздохнул.

— Да… — заговорил он спустя минуту, — много воды утекло с тех пор, как мы жили добрыми соседями с твоим отцом… Ты помнишь это?

— Еще бы! Ведь вы были друзьями! И поссорились из-за того, что он выдал меня замуж за кочевника.

Садовник смутился и утвердительно кивнул головой.