Черные розы - [14]

— В ночной сорочке? — в ужасе воскликнула мать. — Да ты просто обезумела!..

— Может быть, может быть… — быстро и зло заговорила Гюльшан. — Вот и отправьте меня в дом умалишенных. Там мне, наверное, будет легче, чем в этом доме.

— О аллах, что она говорит! — разгневалась мать. — Я отцу скажу, пусть он выдаст тебя замуж. Только замужество спасет тебя!

— Хорошо, я выйду замуж! Но только за любимого, а не за того, за кого вам вздумается выдать меня. Я сама определю свою судьбу.

Мать онемела от этих необычных для афганской девушки слов и в страшной тревоге выбежала из комнаты.

Гюльшан проводила ее презрительным взглядом.

— Хватит с меня вашего опекунства! Хочу сама любить и сама выбирать себе мужа. Сама! Сама!.. — кричала она в истерике.

НЕТ ДРУГА ЛУЧШЕ МАТЕРИ

Биби были знакомы чувства, способные раздавить человека, который потерял волю над собою. Хорошо знала она и жизнь с ее превратностями. Изо дня в день, двигая тяжелое колесо бытия, она свыклась с его скрипом. Знала, сколько терпения и упорства нужно для того, чтобы противостоять тяжелой доле. Жизнь никогда не была для нее сладкой. С раннего детства эта женщина много видела, испытала, выстрадала. Но любовь к мужу все скрашивала, и Биби безропотно несла бремя своего существования. Дин-Мухаммед понимал это и говорил ей: «Твоя любовь, словно ветер, гонит мой парус по жизни, не дает мне горевать, скучать и печалиться. Жить без тебя невозможно. Любовь — это бог!» А как пела, как ликовала его душа, когда родился Надир! «Лишь такая любовь, как наша, могла создать Надира! — говорил он. — Женщины, подобные тебе, украшают жизнь. Подумай сама, что было бы со мной без твоей любви! С тобой я делаюсь сильным, могущественным. Ни один хищник не посмеет преградить мне путь!»

Биби понимала, что рано или поздно и у Надира должна быть жена и своя семья. Но она и думать не хотела о Гюльшан.

Уверенная, что Надир влюбился в дочь хана, она проклинала эту любовь. Боже, как ей оторвать сына от Гюльшан?! Не всякое сердце выдержит ее капризы и привычки. Разве такая жена нужна ему? И что только прельстило его в этой ветренице?

Биби видела, что Надир способен на чувства сильные, возвышенные и благородные. С самого раннего детства мальчик рос в презрении ко лжи и в любви к своему обездоленному народу. Песни, в которых кочевники воспевали бескорыстную, яркую и чистую любовь, облагородили его душу и сердце. И Биби знала нравственную чистоту Надира, понимала, что между Гюльшан и Надиром не будет ни дружбы, ни любви.

Под палящим солнцем, обливаясь потом, Биби крепко нажимала руками на тяжелую соху, которую тащили хозяйские буйволы. Изредка она хриплым голосом покрикивала на животных и снова погружалась в свои мысли.

Она с нетерпением ждала короткого обеденного перерыва. Ей непременно надо поговорить с сыном. Ведь она еще ни словом не обмолвилась с ним о Гюльшан, не спросила его, о чем рыдала ночью флейта. И как только муэдзин запел, призывая правоверных к полуденному намазу, Биби покинула поле и, усталая, с трудом передвигая ноги, поспешила к сыну.

Увидев Надира, она бросилась к нему и долгим взглядом сквозь слезы молча глядела на него.

И Надир опустил глаза.

— Сынок… — почти простонала она.

— Что, мадар? — тихо произнес Надир, не поднимая головы.

— Взгляни на меня!

Надир не в силах был поднять на нее глаза. Он готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не вспоминать вчерашнюю ночь.

Биби поняла его состояние.

— Ты один у меня, мой мальчик, и я для тебя единственный близкий друг, с которым ты можешь поделиться своими тайнами, — сказала она, глядя на него. — Пойдем, я хочу поговорить с тобой.

— О чем, мадар? — с трудом выдавил из себя Надир.

— О любви! — с болью воскликнула мать.

Лицо Надира залилось краской стыда, он отвернулся.

— Да, дитя мое, мать самый лучший твой друг и товарищ. Нет друга лучше матери. Давай-ка поговорим сердечно и откровенно. Может быть, я помогу тебе, облегчу твои муки, твое горе. — Она робко поднесла руку к его лицу. — Прошу тебя, будь со мной откровенен, скажи, как давно полюбил ты дочь хана?

Пораженный Надир взглянул на мать. Сколько нежности и грусти было в ее голосе, сколько следов глубоких переживаний на лице! Он понял ее состояние, и ему стало больно смотреть на нее.

— Не терзай себя, мама, — тихо проговорил он.

Задыхаясь от волнения, мать перебила его:

— Нет, нет, и не думай отрицать, я все знаю и все вижу! С тобой творится что-то неладное. Чья-то жестокая рука душит тебя. Я все вижу в твоих глазах, сынок, и хочу узнать от тебя всю правду. Молчанием ты усиливаешь мои страдания!

Надир шел молча. День был великолепный, солнце обрушивало каскады своих лучей на сады, обнимая деревья жаркими объятиями. Воздух напоен запахом созревающих фруктов, цветов. Биби ничего этого не замечала. Ее тревожило только одно: судьба сына. Ведь он не знает жизни, не знает людей. Он наивен как младенец.

— Присядем, сынок, — остановилась она у высокого ветвистого орешника. — Здесь нам никто не помешает…

Она села на землю, прижала колени к груди и задумалась. Все еще смущенный, Надир сорвал веточку и сел рядом с матерью.