Черные розы - [10]

Шрифт
Интервал

Унижение матери больно задело Надира. Душа его возмутилась. Он бросился к ней и поднял с земли. Но Биби все еще продолжала плакать и умолять Азиз-хана.

— Ну, будет, мама, будет! — заговорил Надир, обнимая мать. — Ты же сама мне говорила, что человек не должен терять гордость и достоинство, уйдем отсюда…

— Неужели из-за этой дудочки ты мог убить меня? — восхищаясь Надиром и завидуя матери, с улыбкой заговорил Азиз-хан. — Это меня-то, приютившего тебя и мать мусульманина!



Пересилив себя, Надир шагнул к хозяину, протянул ему винтовку.

— Саиб, спасибо за ваш хлеб. Возьмите ружье, я не хочу жить в вашем доме. Мы уйдем отсюда. Верните флейту, прошу вас, она дорога мне, как любовь матери…

Никто никогда так не покорял душу Азиз-хана, как Надир. Слова юноши развеяли его гнев. Хан был в восторге и от его смелости и от почтительного отношения к родителям.

«О, если бы мои дети были такими же сердечными, как этот кочевник к своим родителям, — думал Азиз-хан, не спуская глаз с Надира. — А мои дочки ждут не дождутся, когда аллах возьмет мою душу, чтобы размотать годами накопленное добро. Нет, такого молодца нельзя упускать! Такой джигит может защитить дом от сотен врагов». Он протянул юноше флейту и уже совсем ласково проговорил:

— Молодец! Сын афганца не должен знать страха. Разрешаю тебе отныне петь, только не в полночь, а на заре, чтобы твои песни будили людей на молитву и работу. Понял?

— Да, саиб!

Схватив флейту, Надир провел по ней трепещущей рукой и облегченно вздохнул.

— Ты счастливей меня, Биби, — продолжал Азиз-хан, — у тебя львенок, а не сын. Идите. Я все ему прощаю… Идите и спокойно работайте.

Низко поклонившись, Биби вместе с сыном покинули двор. Азиз-хан глядел им вслед и кипел от жгучей зависти. И снова он простить себе не мог, что не купил Амаль в свой гарем. Эта красивая арабка непременно подарила бы ему вот такого парня, как Надир!

БЕЗУМСТВО НЕ ИМЕЕТ ГРАНИЦ

У беспокойной и непоседливой Гюльшан был свой мир, свои стремления. Уже в четырнадцать лет она влюбилась в богатого юношу Шарифа, жившего по соседству. Ему было двадцать лет, и он больше походил на девушку, чем на мужчину. Но он оказался трусом, и она быстро разлюбила его. В поисках развлечений Гюльшан часто ездила в Кабул, к родственникам, которые вели в столице светский образ жизни. Там под защитой чадры она выходила гулять на набережную, где были расположены апартаменты иностранцев, любовалась белокурыми немками, чернобровыми, как и сама она, турчанками. «Удастся ли мне когда-нибудь ходить также без чадры, щеголять в нарядных платьях, открыто и свободно гулять, веселиться и разговаривать с молодыми людьми?» — думала Гюльшан. Возвращаясь в Лагман, она проклинала затворническую жизнь, девичью участь и называла свой дом тюрьмой.

А между тем годы шли. К отцу Гюльшан стали наезжать женихи и сваты. Но никто из них не занимал ее мыслей: они были не из тех, кого она ждала. От этих женихов нельзя ждать ничего необычного, героического. А она жаждала романтики, приключений и просила у судьбы героя, о которых пишут в книгах, рассказывают в сказках.

Уже двадцать лет жизни ушли за плечи Гюльшан, а ее желания и мечты остались при ней. Увидев Надира, она возблагодарила судьбу, и восторгам ее не было предела. «Да, только такой достоин моей любви, только мужчина с храбрым сердцем мог поднять винтовку на человека, который имеет свободный вход в королевский дворец».

Как она обрадовалась, что отец оказался милостив к этому горцу! В нем она видела свое спасение. Теперь ее счастье и будущее зависят от нее самой, от ее решимости. Ее герой живет здесь, в их доме, работает в саду!

Одна только встреча с ним, и она заворожит его душу. Сама первая обнимет, первая поцелует его. Нет, она никому не отдаст его буйную кудрявую голову! Как хорошо, что под рукой находится Амаль! Она поможет ей добиться желанного, долгожданного часа свидания с Надиром. Обязана помочь!

Потеряв покой после ночи, Гюльшан решила действовать. За завтраком, когда Амаль принесла цветы, Гюльшан, опередив мать, взяла у нее розы и потянула девушку в столовую. Она угощала дочь садовника всем, чем был богат ханский стол. Несмотря на уговоры, Амаль отказалась от угощения. Схватив с вазы шоколад, Гюльшан сунула его в рот девушке.

— Ешь, ешь… — весело смеялась она. — Ну как, вкусно?

— Угу, — отвечала Амаль, улыбаясь и кивая головой.

Встреча с Надиром могла бы состояться в комнате Амаль, но как сделать, чтобы она ни о чем не догадалась? И Гюльшан решила подействовать на слабую струнку девушки. Амаль любила слушать рассказы, стихи…

— Ты знаешь, Амаль, я получила новую книжку. Хочешь, я тебе почитаю?

Амаль собиралась в этот день стирать белье, но соблазн был настолько велик, что она заколебалась.

— Ох, маленькая ханум…

— Мы с тобой друзья… — ласково прервала ее Гюльшан. — У меня есть имя, и ты, кажется, его знаешь. Ну-ка, скажи, как меня зовут?

Девушки рассмеялись. Они ушли в сад и нашли там укромное, укрытое от глаз местечко. Гюльшан посадила напротив себя Амаль и открыла рассказ Рабиндраната Тагора «Азади» («Освобождение»).

— Ну, слушай внимательно!


Еще от автора Сахиб Джамал
Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Рекомендуем почитать

Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.


Невидимки за работой

В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.