Черные люди - [11]
Мистер Грэс кончил чтение росписи, все смотрели на воеводу.
— Все взять на государя! — распорядился тот, поглаживая бороду рукой с большим перстнем.
До чего богата теперь Москва! А ведь после литовского разорения, почитай, ничего не оставалось. В царевом Верху[14] инда пола не было — все содрали, все утащили усатые паны в Литву! А как сам польский король Жигимонт их помер, так даже положили его в гроб в шапке московского великого князя — из Москвы стащили… А теперь бога-ато стал жить царь-то.
— «Да двадцать пудов сахару головного, аглицкого, самого лучшего, да пять пудов леденцов цветных, да пуд леденцов затейных!..» — вычитывает мистер Грэс.
«Ну, даст вот бог, справлю осенью государеву службу в Архангельском, наберу соболишек да ворочусь с Анной в Москву! — думает воевода. — Нужно на царских глазах быть в Москве».
И тут изловчился боярин и воевода и враз зло прихлопнул назойливую муху.
Голос Томаса Грэса замолк.
— Брать все на государев обиход! — определил воевода. — Что дале?
— «Да привезено же на корабле том, — стучал опять голос Томаса Грэса, — на корабле том пороху в бочках новых семьсот семьдесят пудов. Да свинцу четыреста семьдесят семь пудов…»
«В кабаках питухи кричат, что война будет. И как всё, дьяволы, пронюхивают? — думает воевода. — Да с Москвы и книгу из Разряда вечор прислали, чтоб по ней стрельцов и ратных людей учить: «Учение и хитрость пешего ратного строю»…
— «Да привезено еще, — читал Грэс, — стали свейской[15] сто пятьдесят пудов. Да панцирей железных пятьдесят восемь. — Да досок железных[16] двести пятьдесят пудов. Да прутьев стальных шведских же двести семьдесят пудов. Да пистолей сто двенадцать. Да меди чистой триста пудов. Да колоколов двои…»
— Это доброе дело! — сказал воевода. — На государя все! Кому же порох и покупать, как не государю? Его вся сила!
Все, что привезли эти гости, принял воевода на государев обиход широкой своей рукой. Забрал он и много серебряных денег — рейхсталеров, на которые московская казна ставила свои клейма и пускала в оборот как ефимки: у самих-то серебра было мало.
Когда все товары были объявлены, мистер Кау поднялся, как старшина, и, хриплым голосом выразив благодарность боярину и воеводе, повитался с ним за руку.
А на вопрос мистера Кау о расчетах воевода по-бычьи мотнул головой на таможенного голову.
— Кирила Васильич теперь с вами и посчитается и разочтется. Соболей-то возьмете? — обратился он прямо к купцам.
Вместо ответа широкие, приятные улыбки разлились по всем лицам, трости качнулись вправо и влево.
— Ладно! Ваше дело торговое — ну и торгуйтесь. Много спросите — не заплатим!
Поднялся таможенный голова.
— Спасибо, князь и воевода, — с поклоном сказал он, — спасибо на прямом слове. Твое государево дело — приказать, наше земское дело — выполнить. Мы — торговые люди, торговля любит счет. Ты изволил принять, а мы заплатим по-хозяйски, как земле выгодно. Соболиную казну мы покажем господам из Лондона, пусть отбирают помаленьку. И лишнего, господа, тоже не дадим!
Воевода, опустив поводья, медленно ехал в обрат по городу, на свой воеводский двор. Солнце перевалило далеко за полдень, городские люди, давно пообедав, спали. Но лавки не спали, здесь не Москва, здесь гудела ярмарка — годовой торг. На площадке, где стоял кабак, у его распахнутых ворот, носился, гудел смех — давешние скоморохи давали представление.
В драной овчинной шубе, в высокой «горлатной» шапке из сосновой коры сидел на бревне перед кабаком «боярин» с выпяченной далеко вперед нижней губой в пеньковой бороде, а перед ним в цветных лохмотьях кувыркались скоморохи, били челом, в переплясе несли ему посулы[17] в рваных лукошках — кто камней, кто песку, кто лопухов.
— Что вам? — спрашивал «боярин».
— Правды ищем, боярин! — отвечают те.
— Прочь! — орал! «боярин». — Нету, смерды, нету вам правды!
— Ой, боярин, ой, воевода! — плясала перед ним цветная метель веселых размалеванных рож и масок. — Любо тебе над нами величаться! Давай правду, не то с тобой расправимся!
И «боярин» пляшет, бегает уж от лохмотников, а те стегают его прутьями по толстому заду, тащат топить в лужу.
Яростно загремел тулумбас воеводы:
— Путь князю и воеводе! Путь! — вопили земские ярыжки.
Толпу словно метнуло, она повернулась к подъехавшему тихо воеводе и повалилась в пыль, пряча озорные глаза.
Воевода высоко поднял плеть, крикнул хрипло:
— Скоморохов схватить! В Земскую избу!
Гончими псами гнались за лохмотниками и ярыжки и тайные истцы, а те ныряли, уходили в поднявшейся на ноги, в сбившейся плотно толпе.
Под воеводиным конем оказался коренастый монах с яркими глазами.
— Не замай, боярин, народ! — говорил степенно он.-Народ тешится! Чего плохого? Скажи-ка нам, боярин, вот откуда нам соли взять, чтобы рыба не воняла?
— Что за человек?
— Соловецкого монастыря келарь[18], чернец Никанор я… Привезли рыбу, а соли не купить! Чего, боярин, делать велишь?
— Ты народ бунтуешь? Вор! Взять! — крикнул он ярыжкам.
— Ослобоните, окаянные! Соловецкий я человек! Боярин, а правда где? — кричал монах, борясь с вяжущими его ярыжками. — А соль-то где? Со-оль?
Воевода ехал уже далеко на своем гнедом бахмате. Келаря Никанора увели, гул и шум не унимался, а пуще прежнего гудел морем…
Имя Всеволода Никаноровича Иванова, старейшего дальневосточного писателя (1888–1971), известно в нашей стране. Читатели знают его исторические повести и романы «На нижней Дебре», «Тайфун над Янцзы», «Путь к Алмазной горе», «Черные люди», «Императрица Фике», «Александр Пушкин и его время». Впервые они были изданы в Хабаровске, где Вс. Н. Иванов жил и работал последние двадцать пять лет своей жизни. Затем его произведения появились в центральной печати. Литературная общественность заметила произведения дальневосточного автора.
Сборник произведений известного российского писателя Всеволода Никаноровича Иванова (1888–1971) включает мемуары и публицистику, относящиеся к зарубежному периоду его жизни в 1920-е годы. Автор стал очевидцем и участником драматических событий отечественной истории, которые развернулись после революции 1917 года, во время Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. Отдельный раздел в книге посвящён политической и культурной жизни эмиграции в Русском Китае. Впервые собраны статьи из эмигрантской периодики, они публиковались в «Вечерней газете» (Владивосток) и в газете «Гун-Бао» (Харбин)
В книгу Bс. H. Иванова включены три повести о русской старине, воскрешающие для современного читателя некоторые поворотные моменты истории становления и этапов развития русской государственности в XVI, XVII и XVIII веках. В «Иване Третьем» изображено время конца татаро-монгольского ига и укрепления могущества московского князя, собравшего под свою руку разрозненные русские земли, мелкие княжества и города и положившего начало европейской политике Русского централизованного государства. В «Ночи царя Петра» даны картины борьбы старого боярского уклада против петровских реформ.
Серия «Русская зарубежная поэзия» призвана открыть читателю практически неведомый литературный материк — творчество поэтов, живших в эмигрантских регионах «русского рассеяния», раскиданных по всему миру. Китайские Харбин и Шанхай — яркое тому свидетельство. Книга включает стихи 58 поэтов, давая беспримерный портрет восточной ветви русского Зарубежья. Издание снабжено обширным справочно-библиографическим аппаратом.
Настоящая книга является переводом воспоминаний знаменитой женщины-воительницы наполеоновской армии Терезы Фигёр, известной также как драгун Сан-Жен, в которых показана драматическая история Франции времен Великой французской революции, Консульства, Империи и Реставрации. Тереза Фигёр участвовала во многих походах, была ранена, не раз попадала в плен. Она была лично знакома с Наполеоном и со многими его соратниками.Воспоминания Терезы Фигёр были опубликованы во Франции в 1842 году. На русском языке они до этого не издавались.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Новый остросюжетный исторический роман Владимира Коломийца посвящен ранней истории терцев – славянского населения Северного Кавказа. Через увлекательный сюжет автор рисует подлинную историю терского казачества, о которой немного известно широкой аудитории. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В романе выдающегося польского писателя Ярослава Ивашкевича «Красные щиты» дана широкая панорама средневековой Европы и Востока эпохи крестовых походов XII века. В повести «Мать Иоанна от Ангелов» писатель обращается к XVII веку, сюжет повести почерпнут из исторических хроник.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.